Читаем Жизнь и творения Зигмунда Фрейда полностью

Когда по приглашению американского издателя д-ра Джонса м-р Маркус и я взялись за подготовку издания биографии Фрейда, которая окажется более доступной для обычного читателя, чем первоначальные три огромных и дорогих тома, я полагаю, мы в достаточной мере осознавали всю деликатность и ответственность данной задачи. Но мы считали, что природа этой книги такова, что мы сможем сократить ее объем без уменьшения широты охвата или понижения ее реальной ценности и статуса, и мы думаем, что так и случилось в данном случае.

Определенные сокращения материала казались нам, безусловно, оправданными. Д-р Джонс крайне тщательным образом документировал свои утверждения и устанавливал достоверность своих источников; обычный читатель не нуждается в столь многих страницах представленного им научного инструментария. Без сомнения, справедливо, что данные хирургических записей о каждой из многих операций на челюсти Фрейда должны быть доступны, но они едва ли будут представлять интерес для большинства читателей. Сама по себе глава д-ра Джонса о первоначальной и оставленной впоследствии теории разума представляет несомненный интерес, однако она резюмирует объяснительным образом все то, что читатель уже узнал из предыдущего повествования. Нечто подобное можно сказать о почти 170 страницах второго тома первоначального издания, в которых д-р Джонс подводит итог и комментирует проделанную Фрейдом к 1919 году работу; но так как его стремление написать эти страницы оправданно в отношении описания нескольких эпизодов интеллектуальной жизни Фрейда, представленных, таким образом, более экономным образом, чем можно было бы это сделать в противном случае, мы сохранили определенные страницы этого обзора, перенеся их в соответствующие части биографического повествования. В третьем томе первоначального издания почти 200 страниц посвящаются д-ром Джонсом «Историческому обзору» работ Фрейда и их воздействию на различные интеллектуальные дисциплины; эти страницы представляют определенный интерес, однако они фактически являются сами по себе книгой, которая имеет отношение к изучению научной значимости трудов Фрейда, но никоим образом не является необходимой для понимания его образа жизни и характера; здесь мы также оставили определенные куски и использовали их, чтобы сделать части повествования более ясными. Письма Фрейда всегда интересны, но нам казалось, что те письма, которые опубликованы полностью или частично в приложениях ко второму и третьему томам, не образуют цельной части биографии. В первоначальном издании много места занимают приветствия и концовки в письмах; мы убрали их, кроме тех мест, которые представляют ценность. Мы сохранили все сноски д-ра Джонса, которые дают требуемую информацию, но сняли отклоняющиеся от темы повествования сноски, кроме тех случаев, когда они представляют особый интерес.

Сокращения такого рода было нетрудно сделать. Трудность, конечно, возникла там, где нам пришлось иметь дело с самим текстом. Мы на собственном опыте убедились в том, что д-р Джонс имел в своем распоряжении много больше доказательств, чем ему действительно требовалось. Кроме своего личного знания Фрейда и событий его жизни, становления психоаналитического движения и лиц, которые в нем участвовали, у него имелось множество подробной информации, которая пришла к нему как к «официальному» биографу, пользующемуся абсолютным доверием: личные воспоминания членов семьи Фрейда, его друзей и коллег и огромная масса писем и других документов. (Сын доктора Джонса пишет, что пришлось полностью переписать первый том после смерти вдовы Фрейда, так как был найден полный чемодан писем.) Биограф, находящийся в подобном положении, довольно удачлив, но также и неудачлив. Естественная жалость определяет его желание сохранить каждый отрывок информации: он чувствует себя обязанным представить все имеющиеся в его распоряжении свидетельства и по возможности обсудить их достоинства. Возьмем лишь один пример. Д-р Джонс приводит воспоминания одной из сестер Фрейда; почти всегда после этого он заключает, что она наверняка ошибается в своих воспоминаниях; нам казалось, что не было надобности включать либо ее воспоминания — которые, независимо от того, правдивы они или нет, не представляют особой ценности, — либо те причины, по которым д-р Джонс считает их ошибочными. И вообще, когда нам казалось, что д-р Джонс добавляет к своим обязанностям биографа обязанности архивариуса, мы избавляли его от принятых им на себя дополнительных нагрузок, чтобы его замечательные способности биографа могли более живо проявляться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии