Шоссе пугало меня; развернувшись, я отправился туда, откуда прибежал. Дойдя до грунтовой дороги, я не свернул на нее, а бесцельно пошел дальше. Вспомнилось, как я, с помощью трюка, которому меня научила самая первая мать, убежал из загона, когда второй раз стал щенком. Тогда меня нашел человек и назвал Братишка, позже появилась Мама и отвезла меня к Итану.
Теперь совсем не то. Я не чувствовал свободы, я не чувствовал полноты жизни; я чувствовал вину и печаль. У меня нет цели, мне некуда идти. Как в тот день, когда от меня отвернулся Полковник, когда Дерек отвез меня к Венди. Полковник не испытывал никаких чувств, но хотя бы отдал меня кому-то. Виктор же не передал меня никому.
От пыли и жары я тяжело дышал, жажда сушила пасть. Почувствовав легкий запах воды, само собой разумеется, я повернул в ту сторону, оставив дорогу, и пошел через высокую траву, гнущуюся под ветром.
Запах воды усиливался, дразня; он вывел меня через рощицу на крутой берег реки. Я зашел в поток по грудь и начал кусать и лакать воду. Это было восхитительно.
Когда жажда перестала быть главной заботой, я позволил своим ощущениям рассказать мне, что творится вокруг. Река наполнила нос чудесным сырым запахом, за журчанием воды еле слышалось кряканье оскорбленной утки. Я пошлепал к берегу, утопая в мягкой почве.
И тут до меня внезапно дошло; я с удивлением поднял голову, раскрыв глаза.
Я знаю, где я.
28
Много-много лет назад я стоял на берегах этой самой реки – может, на этом самом месте, когда мы с Итаном отправились в долгую прогулку; нас бросила тупая лошадь Флер. Запах невозможно было спутать – меня столько лет учили искать, что я умел отделять запахи, определять и запоминать. Хорошо, что стоит лето, то же самое время года, что я молод, и нюх мой остер.
Понятия не имею, как об этом мог узнать Виктор, и почему он решил выпустить меня именно здесь, чтобы я мог найти это место. Так или иначе, оставалось лишь отправиться вниз по течению, по тому же пути, по которому мы шли с Итаном много лет назад.
К концу дня мне хотелось есть, как никогда в жизни, просто живот сводило. С тоской я вспомнил бледную руку старой женщины, которая из-за забора бросала маленькие кусочки мяса; аж слюнки потекли. Берег реки сильно зарос, пробираться было сложно; и чем сильнее становился голод, тем неувереннее становился я. Неужели действительно нужно бежать вдоль потока? Зачем?
Собакой я привык жить среди людей и служить им – это было мое единственное предназначение. Теперь, оторванный от людей, я потерялся без цели и без надежды. Заметь кто меня, пробирающегося вдоль берега, наверняка спутал бы с моей первой Матерью – забитой и пугливой.
Громадное дерево, рухнувшее у воды, образовало на берегу естественную берлогу; когда солнце село, я заполз в темную яму, больной, усталый и пораженный переменами в моей жизни.
Наутро я проснулся от голода; нос не ощутил ничего, кроме запахов реки и леса. Я снова пошел вниз по течению, потому что ничего другого не оставалось, но шел медленнее, чем накануне, пошатываясь от боли в пустом желудке. Я вспоминал дохлую рыбу, которую иногда находил на берегу пруда – почему я просто валялся в ней? Почему не ел, когда была возможность? Сейчас дохлая рыба показалась бы божественной. Увы, река не предлагала ничего съедобного.
Мне было так плохо, что, наткнувшись на узкую тропинку с запахами людей, я едва ее заметил. Я полусонно пошел по ней, остановившись, только когда тропинка пошла вверх и вывела на дорогу.
Дорога шла к мосту через реку. Я поднял голову, туман в голове рассеялся. Напряженно вынюхивая, понял, что был тут прежде. На этом самом месте нас с Итаном подобрал полицейский и повез на машине на Ферму!
Видимо, прошло очень много лет: маленькие деревца, которые я пометил у моста, стали великанами; пришлось пометить их снова. Сгнившие доски моста заменили новыми. Но в остальном запахи оставались такими же, как я помнил.
Когда я стоял на мосту, мимо проехал автомобиль. Он погудел, и я невольно отшатнулся. Через минуту я двинулся вслед за ним, променяв реку на дорогу.
Я понятия не имел, куда теперь идти, но что-то подсказало мне, что если я пойду в этом направлении, то доберусь до города. Где город, там люди, а где люди – там еда.
На перекрестке то же чутье велело мне повернуть направо. Я так и сделал, хотя, заслышав машину, виновато съежился и нырнул в высокую траву. Я чувствовал себя плохим псом – голод только подтверждал это.
Миновав много домов – обычно они стояли в стороне от дороги, и часто там лаяли собаки, встревоженные моим присутствием, ближе к ночи я прошел мимо дома с собачьим запахом – открылась боковая дверь, и вышел человек.
– Ужинать, Лео? Хочешь ужинать? – спросил он с преувеличенным оживлением; люди говорят так, чтобы убедить собаку, что происходит что-то хорошее. Человек со стуком поставил металлическую миску на верхнюю ступеньку короткой лестницы.