Жизнь и труды Клаузевица

Часть II Предшествующая европейская военная мысль в идеях и лицах

Представленный нами биографический очерк имел задачей возможно ближе подвести читателя к главному труду Клаузевица «О войне», показать пережитые автором этапы на пути к этой работе, наметить порядок, в котором слагались основные идеи. Теперь нам будет уже легче проанализировать этот труд с подготовленным к нему читателем. Эта подготовка была тем более необходима, что труд Клаузевица написан далеко не популярно, понимать его нелегко, а для усвоения он весьма труден. И первой к тому причиной является его незаконченность, незавершенность его формы. Свою работу «О войне», как догадывается критика, Клаузевиц писал двенадцать лет, и притом, как мы видели из биографии, писал при исключительно благоприятной для творчества обстановке. И тем не менее, из восьми частей (в подлиннике — «книг») огромного труда сам автор только первую главу первой части (19–20 страниц) считал вполне законченной (vollendet), все же остальное, по его же мнению, оставалось «бесформенной массой мыслей», «собранием кусков», не более. Scherff [Шерф][275], снабдивший примечаниями одно из изданий главного труда Клаузевица, рассматриваемую незаконченность объясняет двумя причинами. Прежде всего, природа автора, вооруженная остротой духовного взора, и неумолимость его логики не созданы были для того, чтобы раз начатое творение привести к «заключению». Никогда и нигде его беспокойный дух не был «доволен самим собою», вновь и вновь его острое зрение усматривало в теме новые стороны, его неустанное творчество находило новый материал, создавались новые главы, дорабатывались старые.

С другой стороны, труд Клаузевица остался бы все же незаконченным, если бы он прожил даже еще 12 лет, так как автор затронул неисчерпаемую тему — тему, которая была не по плечу ни одному человеку, ни одной человеческой жизни. Автор сам это чувствовал, когда, находясь еще в расцвете творческой силы, он говорил, что смерть не даст ему завершить его работу.

В результате получился различный по содержанию, настроению, времени и даже, пожалуй, капризу и огромнейший по объему материал, заготовленный рукой мастера и кое-где обработанный для нужной цели. Там и здесь уже воздвигнуты величественной высоты колонны, совершенно готовые, и приходится лишь горько пожалеть, что ранняя смерть творца так неумолимо ограничила их число. Другие лишь начаты, пред зрителем только общие очертания, едва понятные, и он в недоумении задает себе вопрос, что думал создать из них умерший художник; в-третьих, наконец, он сам успел оговориться, что их форма не подойдет к общему зданию, что их придется или перестроить, или выбросить.

Среди глав дивной ясности и законченности читатель наталкивается на темы, правда, полные мысли и остроумия, но часто совершенно устарелые, которые сам автор, наверное, выбросил бы, если бы он пережил последующие войны или хотя бы получил в распоряжение более полный материал о войнах Наполеона. Кое-что носит чисто полемический характер, легко понятый в то время, когда дебатировались соответственные темы; но то, что сокрушительными ударами анализа и насмешки когда-то было разгромлено, как продукт текущих предрассудков и увлечений, теперь является давно прошедшим для науки этапом, и теперь даже странно видеть, зачем Клаузевиц положил столько труда и злобы на борьбу с этими ветряными мельницами. Многое в книге является недостаточно увязанным, ибо мысль автора, очевидно, эволюционировала в некоторых случаях гораздо быстрее, чем шла техническая обработка книги: ссылки автора в более поздних главах на более ранние уже говорят о предметах, не вполне совпадающих, по крайней мере, в оттенках; при ссылках же на более поздние страницы часто в «Эскизах» трудно найти и намек на утверждаемое или предположенное автором.