Жизнь и судьба: Воспоминания

Срублена старая слива
Нет и душистых акаций
Нежные чашечки лилий
 Смял сапогами наци

Смолкли ноктюрны Шопена
Порваны чуткие струны
Слышат лишь старые стены
Вопли в сиянии лунном

Кровь меж страницами книги
Криво смеется Гёте [122]
Смотрят темные лики
Черный крадется кто-то

Смерть в аромате азалий
В книжных зияющих полках
В звуках умолкших рояля
В стоне предсмертном ребенка.

14 августа 1942. Враг в Минеральных Водах

На далеком Алтае с ужасом следила за приближением врага к городу, который (вот что значит родина в опасности) снова в сводках стали называть Владикавказом, вспомнили старину. И снова наполнился важными обитателями дом-дворец Чермоева (никак не разорят) [123]— там расположился весь генералитет, обороняли подступы к Закавказью.

Почему-то все мои волнения сердечные выражались в стихах, предназначенных для Миночки, младшенькой. Когда враги были отброшены, я написала с Алтая письмо к ее дню рождения, 26 июня 1943 года. Вскоре наш институт возвращался в Москву.

Мне говорят, что ты уже большая
И что двенадцать солнц отмерили свой бег,
Мне хочется не верить, дорогая,
И на тебя смотреть глазами прежних лет.

Смотреть и вспоминать — тяжелая задача
В суровый час войны минуты ясных дней.
Листки календаря потеряны. Я плачу,
Но верю, встретимся — цветок души моей.

Мы встретились на исходе войны, летом 1944 года, когда я нежданно для обитателей дома по Осетинской, 4, постучала около пяти часов прохладного раннего утра в ставни родного дома.

И с Франсуа Коппе меня тоже ожидала встреча. Нет, Франсуа Коппе, очевидно, вполне бессмертен. Когда моя сестра переехала в 2004 году окончательно в свой родной город, Москву, она в подарок мне привезла точно такой же, как бы восставший из праха и пепла том моего любимого в ранние пятнадцать лет поэта. Оказывается, в библиотеке покойного Леонида Петровича хранился еще один экземпляр роскошного издания. Теперь он надежно спрятан в мой книжный шкаф. Правда, мои книжные шкафы, хоть и имеют замки, но никогда не запираются. С замками я в плохих отношениях. Вдруг запрешь и — не откроешь. Нет, уж лучше пусть шкафы будут открыты. Да и моей племяннице (дочери Мины Алибековны) Леночке, теперь уже доктору филологических наук, удобнее забираться на полки с русской литературой и уносить книги для работы к себе в кабинет.