Читаем Жизнь и судьба: Воспоминания полностью

А. Г. отреагировал быстро и собрал совещание редакции на дому у А. Ф. Лосева, прямо в его кабинете, вместе со своими сотрудниками, Наумом Ландой, Юрием Поповым и Ренатой. Со своей стороны Павел Васильевич сам добрался до Лосева и просил его содействия как философа, лично знавшего о. Павла, знатока его трудов и человека объективного. Так неожиданно в наш дом вошел впервые внук великого деда. А внук — человек ученый, планетолог, занимается геологией планет, небесных тел, да еще палеонтологией земли (она ведь тоже планета). Как хорошо — небесные выси и земная глубь. Сам же — невероятно экспансивен, живой ум, острый взгляд, непримиримость к противникам, сражения — его среда, но и детскость забавная: марки собирает — тоже страсть.

Меня в кабинет не позвали; рядом, в столовой, готовила чай, но в кабинете, судя по громким голосам, настоящая драма в нескольких актах или судебное разбирательство. Все по правилам: вступительное слово главного, А. Г., выслушивание сторон — Павла и Ренаты, прокурор и защитник — Наум и Юрий. А потом А. Ф. с лекцией об о. Павле — требует не лгать, не скрывать его сана священника, ясно представить дело, которому он отдал жизнь. Ренату А. Ф. не бранит — тема новая, она сделала, что могла, но пусть ей помогут переделать статью А. Г. и Ланда. Да, чтобы прислали еще раз на проверку (Лосев любит до конца доводить дело, любит точность). И что же? Том V ФЭ вышел со статьей, большой, обстоятельной об о. Павле, скромно подписанной инициалами Р. Г. [379]

Так, благодаря философской коллизии мы с Алексеем Федоровичем не только познакомились, но и подружились с Павлом Флоренским-младшим. Он в свою очередь прислал к Алексею Федоровичу Танечку Шутову читать по-французски все, что требуется для продолжения ИАЭ. Она умно и, как всегда, изящно выполняла свою миссию [380]. А потом Павел вместе с Юрием Ростовцевым провели замечательную беседу об о. Павле Флоренском [381], а сам Павел одаривал нас не только прелестными сверкающими камешками (собирал в экспедициях, причем выезжал и в окрестности Владикавказа, в горные ущелья, куда однажды с собой прихватил маленькую Леночку Тахо-Годи), но и пополнил лосевский архив важными документами [382].

Как, однако, все связано в одну цепочку — и ведь ни одно звено не выкинешь: философская энциклопедия, статья о Флоренском, Рената Гальцева, жалоба Павла-внука, помощь Лосева и, главное, — благодетельная роль мудрого А. Г. Спиркина. Без него цепь эта не замкнулась бы.

Нынешние молодые люди плохо себе представляют, как тяжело приходилось издавать не только книги, но даже и обычные статьи, вообще все, что несло на себе отпечаток собственной мысли. Это теперь (пишу в 2007 году) печатают, что угодно, но настоящего мало, а всякого хлама, о котором и не вспомнят, пожалуйста, особенно за свои деньги — развращает. Да, сюда бы уэллсовскую машину времени, да перенести всех критиков Флоренского или Лосева в цветущие годы советской власти. Что бы они запели? Думаю, что стали бы самыми настоящими прислужниками властей предержащих. Уж не стали бы бороться за статью об о. Павле Флоренском для «Философской энциклопедии». Уж на что как будто благожелательна к Лосеву была дирекция издательства «Искусство», а вот зав редакцией эстетики Ваче Самвелович Григорян так и не дал возможность Алексею Федоровичу получить в руки VII том ИАЭ. Только за день до кончины подержал А. Ф. первую книгу VII тома. Сколько раз напоминала Галина Даниловна Белова, торопила с изданием. А тот все свое: «Да зачем торопиться, старик и так скоро помрет». Также и к выдающемуся польскому эстетику В. Татаркевичу все с теми же словами: «Зачем торопиться. Скоро помрет старик». А Татаркевич не собирался умирать (его труды молодой Лосев читал еще в годы революции). Хотя и было ему чуть ли не девяносто (родился в 1886 году), но приехал из Польши в Москву и заставил поторопиться. Правда, издали его большой труд в одном томе, да еще в усеченном виде. А ведь Владислав Татаркевич — европейская величина [383].

То же самое повторилось и после кончины Лосева. Когда Геннадий Зверев (редактор журнала «Юность») поторапливал В. Липатова (главного редактора журнала) опубликовать одну из статей Алексея Федоровича, тот чистосердечно отвечал: «Зачем торопиться. Ведь Лосев умер». Что там думать об умерших? Живые рвутся в печать. Им — дорога. Вот и будешь с благодарностью помнить и Спиркина, и Гулыгу, и Овсянникова.

Летом же мы блаженствовали на даче нашего друга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии