Жизнь и судьба

– Потому что он реакционен, – сказал Штрум.

– Это верно, не надо было ему «Бесов» писать, – согласился Соколов.

Но тут Штрум спросил:

– Вы уверены, Петр Лаврентьевич, что не надо было «Бесов» писать? Скорее уж «Дневник писателя» не надо было писать.

– Гениев не причесывают, – сказал Мадьяров. – Достоевский не лезет в нашу идеологию. Вот Маяковский. Сталин не зря назвал его лучшим и талантливейшим. Он – сама государственность в своих эмоциях. А Достоевский – сама человечность, даже в своей государственности.

– Если так рассуждать, – сказал Соколов, – то вообще вся литература девятнадцатого века не лезет.

– Ну, не скажи, – проговорил Мадьяров. – Вот Толстой опоэтизировал идею народной войны, а государство сейчас возглавило народную справедливую войну. Как сказал Ахмет Усманович – идеи совпали, и появился ковер-самолет: Толстого и по радио, и на вечерах чтецы, и издают, и вожди цитируют.

– Легче всего Чехову, его признает и прошлая эпоха и наша, – сказал Соколов.

– Вот это сказанул! – вскрикнул Мадьяров и хлопнул ладонями по столу. – Чехов у нас по недоразумению признан. Вот так же, как в некотором роде следующий ему Зощенко.

– Не понимаю, – сказал Соколов, – Чехов реалист, а достается у нас декадентам.

– Не понимаешь? – спросил Мадьяров. – Так я объясню.

– Вы Чехова не обижайте, – сказала Марья Ивановна, – я его люблю больше всех писателей.

– И правильно делаешь, Машенька, – сказал Мадьяров. – Ты, Петр Лаврентьевич, в декадентах человечность ищешь?

Соколов сердито отмахнулся от него.

Но Мадьяров тоже махнул на него рукой, ему важно было высказать свою мысль, а для этого надо было, чтобы Соколов искал в декадентах человечность.

– Индивидуализм не человечность! Путаете вы. Все путают. Вам кажется, декадентов бьют? Чепуха. Они не враждебны государству, просто не нужны, безразличны. Я убежден – между соцреализмом и декадентством бездны нет. Спорили, что такое соцреализм. Это зеркальце, которое на вопрос партии и правительства «Кто на свете всех милее, всех прекрасней и белее?» отвечает: «Ты, ты, партия, правительство, государство, всех румяней и милее!»

А декаденты на этот вопрос отвечают: «Я, я, я, декадент, всех милее и румяней». Не так уж велика разница. Соцреализм – это утверждение государственной исключительности, а декадентство – это утверждение индивидуальной исключительности. Методы разные, а суть одна – восторг перед собственной исключительностью. Гениальному государству без недостатков плевать на всех, кто с ним не схож. И декадентская кружевная личность глубочайше безразлична ко всем другим личностям, кроме двух, – с одной она ведет утонченную беседу, а со второй целуется, милуется. А внешне кажется, – индивидуализм, декадентство воюет за человека. Ни черта, по сути, не воюет. Декаденты безразличны к человеку, и государство безразлично. Тут бездны нет.

Соколов, прищурясь, слушал Мадьярова и, чувствуя, что тот заговорит сейчас о вовсе запретных вещах, перебил его:

– Позволь-ка, но при чем тут Чехов?

– О нем и речь. Вот между ним и современностью и лежит великая бездна. Ведь Чехов поднял на свои плечи несостоявшуюся русскую демократию. Путь Чехова – это путь русской свободы. Мы-то пошли другим путем. Вы попробуйте, охватите всех его героев. Может быть, один лишь Бальзак ввел в общественное сознание такие огромные массы людей. Да и то нет! Подумайте: врачи, инженеры, адвокаты, учителя, профессора, помещики, лавочники, фабриканты, гувернантки, лакеи, студенты, чиновники всех классов, прасолы, кондуктора, свахи, дьячки, архиереи, крестьяне, рабочие, сапожники, натурщицы, садоводы, зоологи, актеры, хозяева постоялых дворов, егери, проститутки, рыбаки, поручики, унтера, художники, кухарки, писатели, дворники, монахини, солдаты, акушерки, сахалинские каторжники…

– Хватит, хватит, – закричал Соколов.