Жизнь и смерть в ее руках

– Ну и что? – пожала плечами Маля. – Набережная вечером кишит как улей, там полно милиции. Да и мы не знаем, что он придумал на тот случай, если я вздумаю его обыграть.

– Монтана, не трепещи, – отмахнулся Бомбей. – На хитрую лисичку всегда найдется свой капкан. У меня одна мыслишка появилась, прошу выслушать ее…

Атмосфера в пустом здании дышала холодом. Урванцева сначала посетила комнату-склад, по мере возможности обошла ее, переступая через препятствия. Потом туда-сюда мерила шагами коридор на втором этаже, что-то считая в уме. Изредка она уточняла у Клима, кто в каком кабинете обитает, задавала другие вопросы, которые, казалось ему, не имеют никакого смысла. Закончили в приемной, где Елена Петровна опустилась в кресло, некоторое время она сидела, думая. Клим не мешал ей, приготовил кофе. Вдруг Урванцева ринулась к двери, открыла ее, осмотрела коридор и так простояла минут пять.

– В общем-то мне понятно, кто убил Ермакова, – наконец сказала она.

– Кто? – живо спросил Клим.

– Не спешите, всему свое время. Помимо моих умозаключений, надо получить признание, потому что на убийцу у нас ничего нет. Он сам должен сознаться, я подумаю, как его раскрутить. Пойдемте, Клим?

Он сдал ключи вахтеру.

Чупаха и Захарчук отвели в сторонку двух стюардесс.

– Нам нужны сведения о пассажире, – начал Чупаха, – летевшем бизнес-классом в Хургаду двадцать шестого сентября. Место восемь «А».

– Как он выглядел? – спросила блондинка.

– Крупного телосложения, упитанный, – перечислял Чупаха. – Возраст… от тридцати пяти до сорока, рыжий… светло-рыжий. У него рыжие брови, ресницы, волосы… короче, он бросается в глаза.

– Такого пассажира на том рейсе не было, – сказала вторая стюардесса.

– Вы точно помните?

– Я помню точно, потому что разносила обед и напитки. В тот раз бизнес-классом летело мало пассажиров, и места в восьмом ряду были все свободны.

– А не мог он сесть на другое место? – пришла идея Захарчуку.

– Но светло-рыжих или рыжих пассажиров, которые бросались бы в глаза, вообще не было. Я имею в виду мужчин.

Чупаха отпустил девушек, позвонил Урванцевой:

– Лена, он зарегистрировался, но не улетел. У него имеется и обратный билет. Зачем ему обратный билет, если он никуда не улетел?

– Полагаю, у него есть что-то на уме. Как же он вернется, если находится здесь?

– Подумать надо. А пока – пока.

30

Только стало смеркаться, а набережная уже сияла огнями, как перед праздником. Собственно, на набережной каждый день праздник, особенно в выходные. Владельцы развлекательных заведений нарочно создают атмосферу торжества, чтобы привлечь клиентов перед зимой, когда наступит затишье, и выжать максимум дохода. Еще достаточно тепло, и народ не упускает момента погулять у воды, посидеть в кафешках, зимой этого не сделаешь, хотя зимы тут чаще бывают слякотными, нежели снежными и холодными.

Не зная точно, кем является вымогатель и шантажист, Маля, идя к «Копейке», обращала внимание на окружавших людей – нет ли «хвоста». Зайдя в маленькое кафе и окинув его взглядом, она не заметила шантажиста, зато увидела Тетриса за одним из немногочисленных столиков, он потягивал пиво. Она облюбовала столик на воздухе, чтобы Тетрис видел ее в окно, заказала кофе и посмотрела на часы – без пяти шесть. Он пришел вовремя, плюхнулся на стул, осмотрелся вокруг вороватыми глазами. Маля поняла: шантажист волнуется, беспокоится. Положив на столик пакет, она сказала:

– Пересчитывать будете?

Кто будет пересчитывать деньги принародно? Скляренко не был идиотом, потому, цапнув пакет и положив его на колени, взял украдкой верхнюю пачку, пролистнул ее, затем следующую. Маля внутри напряглась, ведь только три верхние пачки были набиты настоящими долларами, остальные – «кукла», подрисованная с боков Бомбеем, он не только химик, но и неплохой рисовальщик. Правда, чашку с кофе Маля поднесла ко рту уверенно, на вымогателя не смотрела – противно. Попутно у нее пронеслась мысль: почему люди летят на огонь, как бестолковые бабочки, неужели так велика их алчность? Он бросил вторую пачку назад со словами:

– Порядок. А это вам.

Маля взяла большой конверт, открыла его и перебрала несколько фотографий, не доставая их, а вот пленочку вынула и развернула…

– Э, э! – дернулся он. – Спрячьте!

– Кому какое дело, что у меня за пленка? – рассматривая кадры, сказала она. – Не переживайте так бурно, а то привлечете внимание.

– Вы довольны? Я пошел?

– Идите, – бросила она, закуривая.

Скляренко суетливо поднялся, видимо, мечтал убраться подальше от киллерши, расшаркался:

– Приятно иметь дело с достойными людьми…

– А мне неприятно, – пресекла Маля дальнейшие излияния чувств. В это время из кафе вышел Тетрис, закурил на пороге. – Прощайте.

Скляренко пружинисто, что несвойственно людям рыхлым, направился к началу набережной, Тетрис двинул за ним, даже не обменявшись с Маликой взглядами.

Открыв дверцу автомобиля, Скляренко бросил на первое сиденье пакет с желанной добычей, но тут его остановил голос за спиной:

– Друг, закурить не дашь?

– Не курю, – солгал он и занес ногу, чтобы сесть…