Жизнь и смерть в ее руках

– Как, уже утро? И ты одета? Безобразие.

– Уже день. Клим требует тебя. Ты сегодня летишь на Урал, забыл?

– Мы летим, – подчеркнул он. Князев подскочил, завернулся в одеяло и начал искать халат. – Ты полетишь со мной.

– Но мне надо…

– Охранять меня, – ехидно произнес Князев. – Днем и ночью, как написано в газете. Особенно ночью, я темноты боюсь. Где мой халат, черт возьми?

– Не знаю, но вчера ты был в нем. Посмотри за кроватью.

Она ушла, а он нашел халат на полу.

Поздний завтрак подходил к концу, когда Князев спустился вниз. Настал его черед действовать, поэтому начал он с распоряжений:

– Клим, поедешь с нами, Малика напишет доверенность на продажу джипа, его слишком хорошо знает Гриб. Займешься этим и купишь другой внедорожник. Мы доберемся в аэропорт на такси.

– Паша, может, нанять самолет? – предложил Клим.

– Ни в коем случае. Мы полетим как простые граждане и даже не бизнес-классом, чтобы не привлекать внимание. Остальное ты помнишь. Как только выясню что-нибудь, позвоню. Бомбей, тебе не стоит выходить отсюда. Боюсь, вчерашние подонки доложат Грибу, опишут твою внешность…

– Да они спрятались и трясутся от страха, – возразил тот. – Не переживай, у меня есть агент, оставьте бабок на него, он будет держать меня в курсе.

– Деньги тебе выдаст Клим, – сказал Князев. – Но ты уж будь осторожней. У нас времени нет, я пошел гримироваться, через полчаса чтобы все были готовы.

После нотариуса поехали в банк. Малика сняла деньги на новый джип, на расходы в поездке и для Бомбея. Деньги в машине отдала Князеву и Климу, потом Павел Павлович взял такси, поехали в отделение милиции, где он забрал у Чупахи паспорт с новым обликом и чужой фамилией. Можно было ехать в аэропорт, но Князев поинтересовался:

– Ты собираешься лететь в этой куртке?

– Да, а что?

– Там немного холоднее, чем у нас.

– Давай заедем ко мне домой…

– К тебе нельзя, там могут быть эти… дегенераты Гриба. Сейчас все купим.

Он назвал таксисту адрес, у магазина велел остановиться и подождать. Князев миновал стойки с осенней одеждой, остановился у шуб, предложил Малике выбрать. Просмотрев ценники, она шепнула:

– Мне здесь ничего не нравится.

– Угу, цены не нравятся, – перевел он, рассматривая шубки. – Не гляди на них. Не люблю дешевку ни внутри, ни снаружи. Хочешь превратиться в сосульку?

– Не замерзну, я горячая.

– Я убедился, что ты горячая! – Он снял полушубок из коричневой норки с вешалки, протянул его Малике, она не взяла. Князев начал терять терпение. – Это не самая дорогая вещь. – Маля упрямо не брала. – Дешевле только дубленки, но они тяжелые, грубые и занимают много места. Мне не нравятся дубленки. Малика, долой гордыню, иди в примерочную.

Шубка пришлась ей впору, но, когда выходили из примерочной кабинки, Маля попятилась назад:

– Гриб!

– Что? Я не понял…

Она втащила Князева в примерочную, задернула шторку, указала на зал и одной артикуляцией, без звука, повторила: «Гриб». Вот это да! Не хватало только этой встречи. Князев отстранил Малику, взялся за шторку и слегка отодвинул ее. Да, в магазин вошел Гриб в сопровождении человекообразной обезьяны.

Спартак Макарович сгорбился, сунул руки под зад, словно боялся нечаянно сломать какую-нибудь вещь, хотя находился в своем кабинете. Урванцева осматривалась с видом невинной девочки, зачем пришла – не говорила, правда, вопросы задавала, и тоже невинные.

– Это ваши дети? – указала она пальцем на фото, висевшие на стене. Он закивал. – А где жена?

Он развернул к ней рамку на столе, жена на снимке была в окружении детей.

– Вы прекрасный семьянин, не каждый держит фотографию супруги на рабочем месте.

– Вы… – Спартак Макарович с трудом находил слова. – Лучше без прелюдий говорите. Когда застрелили Ермакова, я был здесь, следовательно, вы подозреваете меня. Я не так выразился… Ну, хотите уличить, разоблачить.

– Не угадали. Меня интересует свет в приемной, который вы видели, идя в туалет. Припомните, Спартак Макарович, там точно кто-то был?

Прошлый раз он говорил, ему «показалось», что там кто-то был. Но вопрос Урванцева намеренно задала так, будто Спартак утверждал, что в приемной находился человек. Данный ход был предназначен не путаницу внести, а ясность. В тот раз инженер был напуган, не мог вспомнить детали из-за волнения. Сейчас, возможно, он их припомнит, следует лишь верно поставить вопрос. Наблюдая, как он углубился в воспоминания, Урванцева отвела глаза в сторону, а то, чего доброго, он смутится и зажмется под ее пристальным взглядом.

– Да… – выдавил Спартак Макарович. – Там был человек.

– Вы же не видели его. Он ходил?

– Шагов я не слышал… Тень падала на световую полоску внизу… то есть тень двигалась.

– Угу. А к вам в ту ночь кто-нибудь заходил?

– Колчин. Мы с ним часто гоняем чаи с бутербродами. Жена меня нагружает каждый день, одному не съесть. Колчин – очень интересный человек.

– Никогда бы не подумала, – провоцировала она его на откровенность. – Мне он показался сухарем и мрачноватым.