Режиссер Андрей Тарковский, живший в Италии, как-то сказал: «Художник не станет искренним до тех пор, пока в своем труде не пронесет боль погибших через собственное сердце». Мне близки и понятны эти слова. Мой отец — тоже Михаил Ильинский — погиб в ноябре 1941 года. И я не знаю, где его могила… Была война…
В детстве я видел колонны военнопленных: немцев, итальянцев, румын. Тогда в наших глазах кипела ненависть. В сердцах — пламя отмщения. Даже детские руки сжимались в кулачки. Все это было по тем меркам, далеким временам войны, крови, лишений, — справедливо. Шла самая суровая, жестокая война, вырвавшая многие десятки миллионов жизней.
В 1946 году под Рузой через колючую проволоку один военнопленный протянул мне вырезанную из ветки дерева дудочку и взамен попросил кусок хлеба. Я взял дудочку, отдал последнюю четвертинку хлеба и, спрятав «инструмент» под рубахой, бежал. Бежал, словно совершил что-то незаконное, предательское.
…Через многие годы тема военнопленных сделалась и моей. Продуманной, выстраданной. В марте 1988 года я написал статью «Забвению не подлежит» о том, как итальянские военнопленные были уничтожены гитлеровцами под Львовом. Тогда я знал лишь одну сторону дела. Еще были закрыты архивы КГБ, и мало кому было известно, что каждый третий итальянский военнопленный, не вернувшийся домой, погиб в бериевских лагерях.
В римской военной прокуратуре скрупулезно собирались данные, связанные с судьбой итальянских военнослужащих, не вернувшихся с полей сражений, прошедших концлагеря и многие другие испытания во время Второй мировой войны.
Из 200 000 итальянских солдат, отправившихся на Восточный фронт, 80 079 не вернулись домой. Эти данные известны с 1957 года. Затем были внесены многие уточнения, позволяющие итальянским семьям получить более полные (пусть трагические) сообщения о погибших родных и близких.
В раскрытых архивах КГБ находилось четырнадцать тысяч томов, в которых была «запечатана» судьба 50 тысяч итальянских заключенных. 27 тысяч из них, как сообщала итальянская печать, погибли в концлагерях. В сохранившихся «делах» — фотографии, личные письма, признания, исповеди.
Многие и многие оказались зачисленными в «без вести пропавшие». Почти полвека спустя открылось то, что, казалось бы, погребено навсегда.
Прежде на многочисленные запросы итальянцев советской стороной давался ответ, что районы, где находились так называемые «полевые захоронения», в буквальном смысле перепаханы и, кроме того, в послевоенный период подвергались интенсивному «сельскохозяйственному и промышленному освоению». Это было так — и не совсем так. Римской военной прокуратуре были доподлинно известны главные места захоронений итальянских военнопленных. Прах многих теперь вернулся на родину.
…Мне позвонила супруга художника из Болоньи Энрико Визани. Прах ее старшего брата, погибшего в 1943 году, возвращен в Эмилию-Романью. Она благодарила за помощь… И сколько было таких звонков, телеграмм, писем. Чтобы ответить на них, я проводил многие часы в римской военной прокуратуре, занимавшейся поисками без вести пропавших.
Но судьбы многих итальянских военнопленных оставались неизвестными. Время постепенно раскрывало некоторые страницы истории. Вот что мне писали, например, из Саратова: «Однажды зимой 1943 года учительница из Вольска Ираида Алексеевна Клементьева (она до недавнего времени, кажется, жила в Вольске) приехала на станцию и обратила внимание на зловещую тишину. В эшелоне, прибывшем из Сталинграда, находились не раненые, а мертвые. Тела, прижатые друг к другу, смерзлись так, что их не могли разъединить. Так и выносили из вагона — по два, по три складывали неподалеку в штабеля.
Несколько дней спустя учителя заметили, что школьники обмениваются какими-то открытками и фотографиями. На них — виды Рима, Неаполя, Генуи, портреты и семейные снимки красивых черноволосых людей. Тогда и догадались, что замерзшие из эшелона — итальянцы».
Лишь много лет спустя в архивах управления внутренних дел нашли имена 13 итальянцев, захороненных под Вольском. Аймонс Джованни Антонио (1919); Луиджи Винтенер Товани (1921); Вакадо Антонио Витто (1919); Колумбано Джованни (1921); Маркизо Доминико (1916 или 1919?); Нобили Карло (1918); Панцере Пиорино Марио (1922); Париджано Паскуале (1911); Пантимос Паскуале (1918); Томазелли Антонветто (1922)… Написание имен и фамилий было сделано по-русски, судя по всему, человеком, который не знал итальянского языка, но, тем не менее, появилась основа для поиска, розыска.
Другое письмо. Оно пришло из подмосковного города Долгопрудный от Д.В. Чигринова. В начале 1943 года ему было 17 лет, и вот что он вспоминал: