Жизнь и реформы

Всесторонне обсудив этот вопрос, посоветовавшись в ЦК КПСС, имея в виду ленинский принцип правильного сочетания молодых и старых кадров, бюро крайкома вносит предложение избрать вторым секретарем краевого комитета партии т. Горбачева Михаила Сергеевича.

Вопросов к Горбачеву не было. Избирают единогласно.

Когда читаешь этот протокол, складывается впечатление всеобщего и благостного единодушия. Будто не было за принятым решением ни человеческих страстей, ни борьбы. Но я-то и другие члены крайкома прекрасно знали, что среди дружно и дисциплинированно проголосовавших «за» были и те, кто решительно выступал «против». В их числе поначалу и сам Ефремов.

Сразу же после моего избрания он взял отпуск и, так и не побеседовав со мной, уехал в Кисловодск. Мне же, наоборот, от отпуска пришлось отказаться и включаться в работу. А когда Ефремов вернулся, ни он, ни я, ни разу не помянув прошлое, стали налаживать совместную работу.

После двух-трех месяцев взаимной адаптации у нас, как и прежде, сложились нормальные товарищеские отношения, которые даже при самых острых разногласиях оставались неизменными.

Второй секретарь

И в мою бытность заворгом, и теперь, когда я стал вторым секретарем крайкома, приходилось уделять немало времени работе с первыми секретарями райкомов, роль которых в иерархической структуре партии была совершенно уникальна. Именно через первого секретаря райкома весь огромный партийный аппарат выходил к «массе», к «низам», то есть на первичные организации учреждений, предприятий, совхозов, колхозов, поселковые и сельские Советы. И от того, каков он — первый секретарь, в значительной мере зависела практическая реализация политики.

У Кулакова отношение к секретарям строилось на основе двух критериев — способности «сделать план» и личной преданности. Все остальное ему представлялось несущественным. Ну а совместные выпивки упрощали взаимоотношения до такой степени, что некоторые из секретарей, как говорится, потихоньку сели Федору Давыдовичу на голову. Многие из них чувствовали себя в районе чуть ли не удельными князьками.

Ефремов трудно, нехотя шел на обновление секретарского корпуса, хотя необходимость в этом была большая.

С мест приходило много писем с жалобами на произвол, неблаговидные поступки и особенно пьянки. По установленному порядку подобная информация поступала непосредственно к первому секретарю крайкома. Это была его «епархия», от него зависел дальнейший ход такого рода писем. Однако от Ефремова в таких случаях, как правило, не следовало никакой реакции.

Я не раз заводил с ним разговор на этот счет, но безрезультатно, Ефремов обычно отмалчивался. Однажды при разговоре об одном из секретарей райкома задал такой вопрос:

— А какие отношения были у него с Кулаковым?

В конце концов я не выдержал и ответил:

— У Кулакова со всеми были хорошие отношения.

— И у тебя, конечно, — не удержался Ефремов.

— И у меня. Однако, хоть и связан я с Федором Давыдовичем, но не все приемлю, что было при нем.

— Ну и напрасно, — рассмеялся Леонид Николаевич. — Это-то как раз у Кулакова правильным было. Секретарь райкома — наша опора. Он должен чувствовать, что мы верим ему. Это самое главное. И мы обязаны всячески поддерживать и защищать его.

— От кого?

— От всякой напраслины. О тех, кто много работает и на виду, всегда много болтают.

— Защищать от напраслины — да, — сказал я ему, — но вы ведь прекрасно знаете, Леонид Николаевич, что речь идет совсем о другом. Нам кое-кого надо уже просто спасать…

Поставить секретаря райкома на место, предъявить ему принципиальные требования — не так просто. Тут нужны и воля, и твердость. А вот этого как раз Ефремову явно не хватало. После «низвержения с Олимпа» Леонид Николаевич побаивался любых конфликтов.

Опыт и чутье были у него колоссальные. Он понимал, что как-то реагировать надо. Ведь рано или поздно жалобы эти вылезут наружу. Но как реагировать? И Ефремов нашел простейший выход — перепоручил все эти дела мне. Приходит очередное письмо, он вызывает меня, и — из рук в руки — поезжай, мол, разберись, но письмо нигде не регистрируй, там посмотрим.

Особенно тяжело решались дела, связанные с «начальственными» пьянками. Помню, в одном из сел торжественно открывали новый Дворец культуры — событие для села, несомненно, неординарное. Председатель колхоза пригласил своих коллег и, конечно, руководителей района. Все в тот вечер было как обычно: сказали о строителях, об успехах колхоза, вручили подарки, отсидели концерт, потом… застолье. Ну а когда стали по домам разъезжаться, как раз туман спустился, произошла крупная авария. И о ней пошла молва, дошла и до Ефремова, мол, гуляет начальство.

Пришлось мне самому учинить проверку и устроить публичное разбирательство.