Пришел Нифонт, лег на свою кровать и захрапел. Такого страшного храпа я еще никогда не слышал. Потом на крыше стали возиться и кричать коты. И котов таких горластых я раньше не слышал.
Заснул я только под утро.
Мы выбрасываем царя в мусорный ящик
На другой день все шло до четвертого урока обыкновенно, а на четвертый вместо Алексея Васильевича пришел почему-то Лев Савельевич. Мы сказали:
– У нас сейчас история.
– У вас сейчас будет русский, – ответил Лев Савельевич. – Тарасов, чем выражается подлежащее?
Тарасов встал, но от неожиданности не мог сказать ни слова.
– Кто скажет? – спросил Лев Савельевич.
Никто руки не поднял.
– Да вы что, остолопы! – крикнул Лев Савельевич. Он, когда сердился, то всегда выражался подобными словами.
Я вспомнил, что говорил вчера батюшка в комнате Анастасэ, и у меня заныло сердце. Я поднял руку.
– Ну? – сказал Лев Савельевич.
Но, вместо того чтобы ответить, чем выражается подлежащее, я спросил учителя:
– Где наш Алексей Васильевич?
Учитель нахмурился, кашлянул и пробормотал:
– Не знаю…
Тогда встал Андрей Кондарев и прямо сказал:
– Нет, вы знаете, только скрываете. У нас история сейчас, а не русский.
И пошел из класса, не спросив разрешения.
За ним пошел Илька, за Илькой – я. А за нами – все остальные ребята.
Лев Савельевич выскочил из класса и что-то закричал нам вслед, но мы даже не обернулись. С топотом и гиканьем мы уже спускались по лестнице, когда дорогу нам преградил сам инспектор училища Михаил Семенович, самый страшный человек из всего училищного начальства. Меж собой мы звали его Михаилом Косолапым. И он действительно своей дородностью, маленькими глазками и вывернутой в сторону ступней одной ноги был похож на медведя.
– Стоп! – рявкнул он. – Кто отпустил?
Мы замерли.
– Почему гвалт? Кто отпустил, я спрашиваю!
Подбежал Лев Савельевич:
– Никто не отпускал, Михаил Семенович. Сорвались как бешеные и понеслись. Точно нечистая сила в них вселилась.
– Зачинщики? – выкрикнул инспектор.
Все молчали. Лев Савельевич немного выждал и со злорадством ткнул пальцем сначала в Андрея, потом в Ильку и, чуть поколебавшись, в меня.
– Вот они, зачинщики, вот!
– Шапки! – приказал инспектор.
Это означало, что мы трое остаемся «без обеда» и должны отнести свои фуражки в учительскую.
– Марш по местам!
Мы понуро вернулись в класс.
Лев Савельевич сел за стол, погладил бороду, запустил кончик ее в рот. Покусал и спросил:
– Нуте-с, так чем выражается подлежащее? Кто скажет?
Но и на этот раз никто не поднял руку. Видя, что ничего не получается, Лев Савельевич принялся объяснять какое-то склонение. Его никто не слушал. Даже не смотрели на него.
Когда прозвенел звонок, он встал, с грохотом оттолкнул стул и быстро вышел.
Училище опустело, затихло. Слышно было только, как где-то в другом классе сторожиха шаркает метлой.
Андрей, Илька и я сидели рядышком и молчали.
– Как думаете, где Алексей Васильевич? – первым заговорил я.
– Спрашиваешь! Известно где: в тюрьме, – сказал Илька.
Я и сам подозревал это, но от такого решительного ответа у меня будто оторвалось что-то в груди.
– Откуда ты знаешь? – попробовал я поспорить.
– Знаю, – загадочно ответил Илька.
– За что?
– За французскую революцию[27].
– Так ведь про французскую революцию и в нашей «Истории» напечатано.
– Напечатано, да не так.
Андрей больше все молчит, а тут он заговорил:
– Нашему царю тоже надо голову отрубить, как Людовику. Пусть не расстреливает людей.
Илька присвистнул.
– А другой царь будет лучше?
Мы опять помолчали.
– Как думаешь, Илька, кто на Алексея Васильевича донес? – спросил Андрей.
– Известно кто – батюшка.
– Наверно, он, – сказал и Андрей.
– Он, я знаю, – вырвалось у меня.
Илька повернулся ко мне и подозрительно спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – ответил я.
Илька посмотрел на меня и вздернул плечом.
– Тебя не поймешь. За Алексея Васильевича стоишь, а с попами компанию водишь. Ты ж сам говоришь, что донес поп.
– А ты мне все говоришь? – с укором спросил я. – Ты тоже от меня все скрываешь.
– Я! Разве я имею право тайну выдавать?! Да пусть меня тоже в тюрьму посадят, пусть мне палач руки-ноги ломает – я все равно смолчу.
– И я, – сказал за Илькой Андрей.
– И я, – сказал за Андреем я.
Пришла сторожиха подметать пол и выгнала нас из класса. Мы отправились во двор и сели на скамью на солнышке. Скамья стояла под самым окном учительской. Окно было открыто. Илька предложил выкрасть фуражки и убежать. Так мы и решили. Но тут из окна донесся громкий говор. Мы узнали голоса Артема Павловича и Льва Савельевича. Лев Савельевич говорил:
– Идите домой, Артем Павлович, проспитесь.
А Артем Павлович отвечал:
– Я пойду, пойду, но раньше ответьте мне на проклятый вопрос: кто мы, люди или чиновники?
– Странный вопрос, неуместный.