Девушка взяла со стола лампу и пошла вокруг елки. Что и говорить, елка была нарядная! Но, присмотревшись, я увидел, что все – и миниатюрные терема, и фонарики, и разноперые птички, и медвежата, и забавные человечки, и многое, многое другое – было самодельное. Оказалось, Зойка сумела заинтересовать украшением елки не только детей, но и молодежь. А правленцы – Семен, Варя и Кузя – только ночевать ходили домой, а то все время игрушки делали да какие-то стишки учили. Какие именно, Семен не сказал: Зойка велела в секрете держать.
– Где же она сейчас, почтарка наша? – спросил я.
– А в вашей комнате спит, – подмигнула мне круглолицая. Но, видимо поняв неуместность намека, тут же объяснила: – Намаялась за день с почтой, разморилась на морозе и заснула. Она ж думала, что вы только утром вернетесь.
Парень сказал:
– Дмитрий Степаныч, не погордитесь с нами закусить. Надо ж Новый год пославить. У нас и колбаска есть, и пирожки, и винца полбутылочки.
Мы уселись за мой стол и начали пировать. Круглолицая, мешая русские слова с украинскими, забавно рассказывала, как я убежал от работавших в поле девушек. Хлопцы смеялись и пододвигали ко мне то колечко колбасы, то кусок пирога, то моченое яблоко. Мне было хорошо с ними, но так хотелось, чтобы за столом сидела и Зойка. Разве попросить девушек разбудить ее? Нет, пусть спит, ведь намаялась же, бедняжка!
– Так, красиво поступаете! Я, значит, не в счет? – На пороге стояла Зойка и насмешливо оглядывала нас.
– Матрешенька, – бросились к ней девчата. – Та мы же пожалели тебя! Ты же так крепко спала!
– Вот так пожалели! Сами пьют, едят, а я должна губы облизывать?
Зойку тотчас усадили и подвинули к ней все, что было на столе.
– Кушай, кушай! – угощали девушки и хлопцы.
А один даже предложил:
– Хочешь, я сбегаю домой? Там, под стрехой, я спрятал кусок сала – с четверть аршина толщиной, чтоб мне горилку всю жизнь не нюхать.
К салу Зойка осталась равнодушна, а мне сказала:
– Ваш голос, господин учитель, я уже давно слышу. Думала, может, вспомните, что, кроме Гали, на свете есть еще и рыжая почтарка. Но, видно, только Галя у вас на уме.
– Ой, да что ты выдумываешь! – вспыхнула круглолицая. – Он от меня по степи так бежал, что и на добром коне не угнаться.
– А тебя лавочник не ругает за то, что ты в школу ходишь? – осведомился хлопец, который предлагал сбегать за салом.
– Ругает, но я не обращаю внимания. Он хоть и дядя мне, а я с ним не лажу.
– Что ж так?
– Он у нас до ужаса жадный, готов всю деревню раздеть. С меня и то тянет деньги за комнату.
– А ты в школу переходи, – подковырнула Галя. – Учитель с тебя платы не возьмет.
– Я бы перешла, да боюсь, что ты в школе стекла побьешь, – отпарировала Зойка.
Все пошли провожать почтарку. Я еще полюбовался елкой и отправился спать. В комнате я обнаружил приятную перемену: мешок, набитый колючей соломой, с кровати исчез. Вместо него лежал мягкий тюфяк, застланный новым покрывалом. К подушке была приколота записочка:
Это тебе новогодний подарок от живодера-лавочника и Матрешки.
Разбудила меня Прасковья:
– Соколик, вставай, уже народ собирается. Сними ты этот бесовский шар.
– Какой шар? Откуда снять? – протирал я спросонок глаза.
– Шар, что рыжая ведьма на верхушку елки вкатила.
– Но почему ж он – бесовский? Шар как шар.
– Ах, соколик, ведь на верхушку все христиане шестиконечную звезду водружают. Звезду, соколик, а не шар, потому как волхвам путь к яслям Христовым вифлеемская звезда указала. А на шаре сатана катается. Школа-то наша неосвященная, вот к нам ведьмы и катят на бесовских шарах.
Целый день веселились ребята вокруг елки. Заходили и взрослые. Парты из класса были вынесены в сени, так что места хватало всем. Кузя уже пятый или шестой раз танцевал под гармошку гопак и выделывал при этом такие кренделя, что вокруг покатывались от смеха. Ребята пели, читали стихи, даже показывали фокусы. Но особенный успех выпал на долю правленцев. Варя, взобравшись на стол, говорила:
Из кухни вываливался Семен в овчинной шубе и маске медведя, а за ним подпрыгивал Кузя, наряженный зайцем. Медведь ревел:
Дрожа от страха, заяц отвечал:
После рева, брани и угроз медведь наконец соглашался: