Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.]

Впоследствии оказалось, что старик был прав, но больше недели Робинзон ежеминутно ждал непрошеных гостей и все поглядывал на море. Но оно оставалось пустынно и в бурю, и в тихую погоду, и понемногу Робинзон успокоился.

Пятнице же, казалось, не было дела ни до чего на свете, кроме отца. Он все еще не мог нарадоваться на его приезд. На другое утро он взял его на руки и посадил на дерево, а сам лег возле него, потом встал, стал обнимать, гладить по лицу и любоваться на него, как на картину. Когда старик окреп настолько, что мог ходить, он водил его за руку, как ребенка, все время занимая какими-то веселыми рассказами и то и дело угощая изюмом, который, по-видимому, пришелся очень по вкусу тому. Робинзон с умилением глядел на эту сыновнюю любовь и снова не раз подумал, что она сделала бы честь лучшему христианину.

Пятница и отец его стали звать Робинзона к себе, уверяя, что он может рассчитывать на самый радушный прием их племени после всего, что он сделал. Робинзон начал уж склоняться к этому, когда один разговор с испанцем навел его на другие мысли.

Разговорным языком их поневоле стал пока латинский, который знал испанец да и Робинзон изучал когда-то в молодости и не совсем еще забыл. Кроме этого, изо всех сил испанец торопился узнать английский язык и делал в нем большие успехи.

Таким образом вскоре они смогли разговаривать без посредничества Пятницы. И испанец рассказал, что, действительно, семнадцать человек из команды погибшего корабля, в числе которых был он сам, спасены племенем Пятницы. Дикари не обижают их нисколько, но сами живут так плохо, что и европейцам часто приходится терпеть крайнюю нужду. Племя не умеет строить хороших жилищ, не умеет делать ни одежды, ни запасов пищи и поэтому в непогоду бедствует ужасно. Слушая эти рассказы, Робинзон едва сдерживал свое изумление.

— Как? Их семнадцать человек, и они страдают от всяких лишений, окруженные столь же богатой природой, как здесь? Почему же он, один, без всякой помощи окружил себя не только всем необходимым, но даже сумел придать своей жизни полное удобство и достаток.

Испанец, между тем, рассказывал, что они почти не могли пользоваться огнестрельным оружием, потому что тот порох, который был взят ими с собой, подмок в лодке, остатки же очень быстро расстреляли для охоты в первые дни, пока их не подобрали дикари.

Тогда Робинзон спросил, какая же, по его мнению, ожидает участь его соплеменников и неужели они не хотят попытаться выбраться оттуда? Но он сказал, что у них было много совещаний по этому поводу, но все они кончались слезами и отчаянием.

— Посудите сами, — говорил он, — какой выход из нашего положения могли мы придумать, не имея ни судна, на котором могли бы пуститься в плавание, ни инструментов и материалов для постройки нового, ни запасов провизии на дорогу!

Покачивал головой Робинзон. Испанец сидел теперь в уютном жилище, ел питательную и вкусную пищу, повидал уж стада коз и поле колосящегося хлеба.

Тогда Робинзон сказал.

— Я буду говорить с вами прямо. Как вы думаете, согласятся ваши товарищи, если я предложу им переехать сюда? Мы все сообща лучше придумаем, как нам добраться до какой-нибудь христианской страны. Одно только пугает меня: приглашая их сюда, я отдаю себя в их руки. Ведь их будет много, а я один. Что если за мое гостеприимство они заплатят изменой и сделают меня своим пленником. Это, согласитесь, было бы обидно.

Испанец отвечал, что товарищи его страшно бедствуют и так хорошо сознают всю безвыходность своего положения, что он и представить себе не может, чтоб они могли поступить с такой черной неблагодарностью.

— Если хотите, — предложил он, — я могу съездить со стариком-индейцем, передам им ваше предложение и привезу ответ. Если они согласятся на ваши условия, я с них возьму торжественную клятву в том, что они последуют за вами всюду, куда вы укажете, и будут беспрекословно повиноваться вам, как своему капитану.

За себя же он сказал, что клянется в верности Робинзону на всю жизнь и обещает, в случае нужды, защищать его до последней капли крови.

Впрочем, он не допускал возможности измены и со стороны своих земляков.

— Они терпят такие лишения: ни пищи ни одежды, полная власть дикарей и — никакой надежды вернуться на родину. Если только вы их спасете, я уверен, что они будут готовы положить за вас жизнь!

Тогда Робинзон решил попытаться выручить их.

Он сказал, что отправит к ним испанца со стариком-индейцем для переговоров. Но потом новое соображение пришло ему в голову: на острове было теперь четверо, запасы же были рассчитаны на двоих.

Только соблюдая строгую аккуратность, можно было без ущерба прокормить всех до нового урожая. Следовательно, браться сразу за пропитание новых шестнадцати человек было бы большой неосторожностью. К тому же понадобились бы запасы для дальнего плавания. В виду этого, прежде чем приглашать гостей, следовало позаботиться раньше о том, чтоб они ни в чем не нуждались по приезде на остров.