Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.]

Но он знал, что это было бы безумным поступком, и перевел свой взор на родной берег острова. Вон и столб, который он поставил как-то, осматривая свои владения, отсюда недалеко до его «дачи».

Дальше высились скалистые обрывы и шли уж менее знакомые места. И вдруг он увидел перед собой неожиданную преграду: от берега отделялась узкая гряда скал, частью подводных, частью выставлявших свои вершины над водой. Они тянулись очень далеко, едва глаз видел — куда уходила эта каменная стена, и только пена волн, разбивавшихся о них, указывала их присутствие. А еще дальше, по цвету воды, Робинзон догадывался, что тянулась отмель.

Как быть? Отказаться от своего намерения или продолжать его во что бы то ни стало? Чтоб лучше понять свое положение, Робинзон пристал к берегу, спустил якорь, а сам взял ружье и поднялся на крутой уступ. Тут он увидел все, как на ладони: гряда тянулась, пожалуй, миль на шесть непрерывным рядом скал, и приходилось либо поворачивать назад, либо объехать ее и отмель, не смущаясь расстоянием.

Но со своей горки Робинзон рассмотрел еще одно обстоятельство, имевшее не меньшее значение: вдоль утесов, от берега в открытое море, шла очень сильная струя морского течения.

Видно было, как она огибает остров и уходит вдоль гряды в открытое море. И по ту сторону ее шла такая же струя, но несколько дальше.

В конце концов, вероятно, они обе соединялись в одну. Теперь Робинзон видел ясно свое положение. Поднялся довольно сильный ветер, тоже мешавший плаванью, Робинзон предпочел заночевать здесь. Но на утро, несмотря на то, что он был достаточно предупрежден об опасности, все же он решил продолжать путешествие: очень уж не любил он отказываться от раз начатого и не доделывать его до конца.

Итак, он поднял якорь и взялся за весла.

Но не успела его лодка пройти и нескольких сажен, как вдруг была подхвачена течением; сперва ее закружило, как в омуте, а потом стремительно понесло вдоль гряды. Веслами помочь было невозможно, лодку несло, как соломинку в бурном ручье. Будь хоть небольшой ветер, можно бы попробовать поставить парус и выбиться из течения, но на море был полный штиль.

Тут только понял Робинзон, какую неосторожность сделал и в какую беду попал, но было уж поздно. О том, чтобы поворотить обратно к берегу или свернуть в сторону, нечего было и думать, все, что он мог, это стараться не попасть в самую толщу струи, а держаться края.

Опасность была смертельная, и Робинзон это отлично сознавал: он понимал, что если ему не удастся выбиться из струи до тех пор, пока она, обогнув подводные камни, не сольется с другой, то его унесет в открытое море, а там найдет он голодную смерть. Правда, был у него с собой порядочный запас провизии и большой кувшин пресной воды, но что это значило для путника, затерявшегося в безбрежной морской пустыне?

Он греб, не переставая, вот скоро и конец, уж остров далеко позади, полоской лежит он вдали. Еще немного, и неудержимо понесется его лодка, увлекаемая двойной струей. Как привлекательна казалась теперь Робинзону та жизнь, от которой он ушел так легкомысленно! Как мил его прекрасный остров! Как горько упрекал он себя за то, что недостаточно ценил то счастье, которое у него было! С какой грустью вспоминал своих животных, свою уютную пещеру, поле, только что начавшее колоситься… С ужасом он глядел на бесконечную гладь океана.

На счастье, еще было ясно, будь туман, который скрыл бы уже смутные очертания острова, все было бы кончено. Но тут, прямо навстречу, стал подниматься легкий ветерок. С надеждой встретил его Робинзон, ветер начал крепчать, тогда можно было попробовать поставить парус. По цвету воды, которая все время была мутная, а теперь значительно посветлела, Робинзон понял, что течение по какой-то причине начинает терять силу; вскоре он разглядел группу утесов, далеко выставлявшихся из воды: это они-то и разбивали несколько главную струю. С восторгом увидел Робинзон, что парус действует, вот уж удалось повернуть лодку носом к исчезающему берегу, вот забурлила вода под килем, глубина снова прозрачна и чиста, он выбился из мутного течения и плывет к берегу. Сердце его колотилось, он чувствовал себя, как человек, приговоренный к смертной казни и внезапно получивший прощение в последнюю минуту. С содроганием оглядывался он назад и протягивал руки к все яснее выступавшим очертаниям гор и лесов. Там его дом, его душевный мир и покой!

Но он оказался уж по ту сторону каменной гряды и теперь подходил к совершенно незнакомым местам.