Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Со всем тем, как мы ни перепуганы были помянутым известием, но в тот день мы ничего еще особливого не предпринимали, и я имел еще столько духа, чтоб в ободрение других сказать, что Бог знает, правда ли еще то и так ли подлинно все нам говорят, а надобно наперед хорошенько распроведать о том.

 И действительно, наутрие послали в деревню сию нарочного и велели обо всем порядочно расспросить и разведать в подробность; и какое неописанное удовольствие почувствовали и как обрадованы были все мы, как посланный, возвратившись, засвято уверял нас, что из всего того, что мы слышали, и половина неправда и что чумы там вовсе еще нет, а случившееся далеко не таково страшно и опасно.

 Он рассказывал нам, что мужик хотя и умер действительно скоропостижно, но он был больной и дряхлый и давно уже не работал; а другой больной мужик вовсе и в Москве не бывал, а был только в подмосковной и болен ногами и не опасною болезнью.

 — Вот, сударыни! — воскликнул я, прибежавши к своим домашним и сказывая им сие радостное известие. — Не правда ли моя, что может быть все дело и не так, как теперь и оказалось. Народ наш любит ко всему прилыгать и прибавлять.

 Но не успели мы, так сказать, перевести дух и успокоиться опять несколько, как в тот же еще самый день поражает меня другое и того еще страшнейшее известие. Сказывают мне, что мор есть уже и в Нижней Городне и что мужик да две бабы, ни горя, ни боля, в ней померли.

 Как ни страшно и ни поразительно было для нас сие новое известие, но мы испужались уже гораздо меньше и тотчас сказали:

 — Но, Бог знает, правда ли и точно ли так? Не прибавляют ли и тут что–нибудь, как по тулеинскому делу? Надобно и о сем узнать короче и распроведать.

 А по самому сему слух сей и не в состоянии был нас остановить в предпринимаемой в сей день езде, ибо госпожи наши расположились в сей день ехать в село Савинское, где поднимали тогда на церковь крест, и им сию церемонию хотелось видеть; а я, с Михаилом Матвеевичем {Болотовым (родственник Андрея Тимофеевича, отставной офицер, помещик).}, расположился съездить к другу моему, господину Полонскому, у которого мы тогда и были. А по возвращении оттуда имел я удовольствие узнать, что и последнее известие о Городне не совсем было справедливо; но происшествия, случившиеся там, были такого рода, что опасности никакой от того не предвиделось. Все сие случилось 3–го и 4–го числа сентября месяца.

 Успокоившись от сего испуга и напрасного еще страха, принялись мы за прежние дела и упражнения: и как около сего времени поспели и все яблоки в садах и сим был отменно хороший род в сие лето, то приступил я с спокойным духом к сниманию оных с дерев и убиранию к месту. А кончив сие дело, съездил я с родными своими в Калединку для празднования там праздника их, Рождества Богородицы, в котором праздновании и разъездах там по разным гостям и провели мы несколько дней и не прежде домой возвратились, как 11–го числа; да и к сему принудило меня то, что я, будучи в Калединке, несколько занемог, а приехавши в дом, совсем было разнемогся; но, по счастию, жар и все прочее прошло очень скоро.

 С сего времени по самый почти конец сего месяца не произошло, собственно, у нас ничего почти особливого; и хотя слухи о распространяющемся час от часу моровом поветрии продолжались, но мы, будучи помянутыми двумя происшествиями несколько подкрепляемы, не так много их уважали и не слишком давали им себя смущать, но продолжали разъезжать, как и в спокойные времена, почти ежедневно по гостям или угощать у себя к нам приезжающих.

 Но, при случае одного такого выезда, перетрощены {Перепуганы; искаженное от «стращать».} мы были однажды чрезвычайно, а именно: в один день приезжает к нам гость, некто г. Карпов, и, побывши у нас сутки, расположился съездить от меня к господину Полонскому и подговорил съездить туда же вместе с ним и мою тещу.

 Но что ж! случись в самое то время, как они были у господина Полонского, приезжает к нему прямо из Москвы и уже из зараженного чумою дома его теща, ускакавшая без памяти из сего города. Наши крайне были тем перепуганы, ибо в тогдашнее время все приезжие с Москвы были для всех крайне опасны, и, будучи не рады, что туда заехали, спешили как возможно скорее оттуда уехать.

 Признаюсь, что неприятно было и мне, что им и людям нашим случилось вместе быть с приезжими из Москвы. Но как испужался я, когда на другой день после того, проводив от себя господина Карпова, услышал я, что теща моя стала жаловаться, что у ней вдруг заболела очень нога, покраснела, горела и сделалась на ней страшная инфламация {Инфламация — воспаление.}.

 «Ах, батюшки! — возопил я сам в себе, будучи в душе своей крайне встревожен. — Уж не моровая ли это язва и не смертоносный ли нарыв хочет это делаться? Уже не захватила ль она подарка сего в Зыбинке от ускакавшей из Москвы тещи г. Полонского? Уже не сидела ли она подле сей приезжей и, может быть, уже заразившейся чумою, и не пристала ли она к ней уже от сей гостьи? О, Господи! что тогда с нами, бедными, будет, ведь и мы все заразимся от ней и погибнуть будем должны».