Нечего делать — пришлось его рассчитать и итти дальше самостоятельно. С утра небо хмурилось и предвещало непогоду. Действительно, как только мы снялись с бивака, пошел дождь. Несмотря на это, у всех на душе было хорошо. Сознание, что мы перевалили хребет и теперь спускаемся по воде, текущей к морю, радовало всех. Радость была преждевременной. В сущности, теперь-то для нас и наступила самая страшная пора, — самая тяжелая и опасная часть пути. Все будет зависеть от того, когда мы увидим первых орочей-охотников. Каждый это понимал, и тем не менее все шли весело и с надеждой на благополучное окончание путешествия. Между тем дождь все усиливался и к полудню превратился в настоящий ливень. Производить съемку становилось все труднее и труднее. Чтобы защитить от дождя планшет, приходилось чаще останавливаться, прикрываться берестой и таким образом работать. Но скоро и это стало невозможным. Вода потекла с намокших рукавов, стала капать с фуражки и заливала бумагу. Пришлось остановиться. Было страшно холодно, люди промокли до костей и очень озябли. Никто не сидел сложа руки. Все дружно принялись устраиваться на ночь, носить дрова и ставить палатку. И было пора. От холода до того окоченели руки и ноги, что с трудом можно было разжать пальцы и снять обувь. Только тот, кому знакома таежная жизнь, может понять, какое удовольствие во время непогоды доставляет путнику палатка, хороший огонь и сухая одежда. И правы орочи, говоря: «хороший огонь — лучший праздник!» Пока грелся чай на огне, я по обыкновению вел свои путевые заметки.
Спуск с хребта Сихотэ-Алинь, сначала пологий, становился все круче и круче. Река Паргами, по которой мы спускались, — горный ручей в полном смысле этого слова. Долина реки — узкая расщелина, с очень крутым падением тальвега. Русло Паргами сплошь завалено буреломом и огромными глыбами камней. Вода с шумом стремится книзу, перескакивает с камня на камень, сочится под мхом, образует местами настоящие водопады и пенится, и бурлит там, где скопилось много бурелому. Спускаться с кручи в такую погоду довольно рискованно. Нога скользит, срывая мох и оголяя камни. Приходится держаться за деревья и острые выступы камней. Эти последние часто сами держатся очень непрочно и от малейшего толчка скатываются книзу. Вся обстановка имеет какой-то фантастический, декоративный характер, свойственный только девственной, дикой тайге, не тронутой еще рукой человека.
Леса, одевающие восточные склоны Сихотэ-Алиня, таковы же, как и на западной стороне. Ель и пихта — преобладающие породы, но они не достигают, однако, больших размеров. Около воды' изредка попадается тощая береза, жиденький клен и корявая ольха. Лиственные и печеночные мхи густо покрывают и камни, и поваленные деревья. Из мшистого ковра кое-где торчат головки плауна, в сообществе с ними поросли одиночными листьями на тонких, хрупких стебельках папоротника (главным образом Pteris), а ближе к воде пышно распустились Osmunda и изредка Aspidium. Обнаженные скалы, вечно находящиеся в тени, покрыты влажными лишаями. Эти Lichenes на ощупь мягки и жирны — видно, что здесь они никогда не бывают в такой степени сухими, как это замечается на камнях, ежедневно подверженные действию солнечных лучей.