И предводитель признал, что благоразумнее не сражаться с Антарой, потому что он богатырь и обыкновенный человек не может с ним сладить. Тогда воины попросили своего предводителя сделать вид, что они согласны с Антарой, и не показывать, что они его боятся. Они говорили:
― Вдруг он вздумает забрать наших коней и наше оружие и перебить всех нас. А мы нуждаемся в этом скверном рабе, потому что он могучий и опытный воин.
И предводитель подошел к Антаре и сказал ему:
― О брат, к чему эти недостойные слова и поступки, разве тебе не стыдно обнажать оружие против твоих родичей абситов! Мы просто пошутили с тобой. Что для нас эта добыча, которую мы захватили только благодаря силе твоих рук и твоей стойкости! Ты захватил ее, ты и променял ее на этого коня и теперь будешь сражаться на нем с нашими врагами. Мы знаем тебе цену и постоянно благодарим тебя, потому что ты наш защитник, наш острый меч и наше длинное копье.
Так Ияд хвалил Антару, и тот наконец смягчился и сказал:
― О братья, я не забуду вашего благодеяния, пока я жив. Я не хочу причинять вам зла, но, если на человека нападают, он защищается. Я извинился перед вами, но вы не приняли моего извинения и довели дело до ссоры. Я ведь только ваш раб и достиг своего положения только благодаря вам.
А говорил так Антара не для уничижения. Просто, когда они пришли к нему со словами примирения, он захотел выведать, что у них на душе. И он понял, что абситы испугались его, и, хотя огонь вражды был потушен, втайне он продолжал гореть в их душах.
Но Антара был счастлив, что завладел Абджаром, — ведь подобным конем еще не владел ни один смертный; шкура его была гладкая, как шелк, на его шее сверкало ожерелье из драгоценных камней, а спина его была надежной крепостью для наездника и огнем для преследователя, а в бою он летел, подобно ветру, никогда не спотыкаясь и не зная ни усталости, ни страха. Он унаследовал от своих предков величественную поступь и легкий бег, нападая и отступая, он гарцевал на поле битвы, то уподобляясь льву, то летя как стрела. И ни у одного арабского племени не было подобного коня, таким конем никогда еще не владели ни цари, ни султаны, ни в Рее, ни в Исфагане, ни в Куме, ни в Кашане, ни у персов, ни у турок, ни у арабов. А весть об этом коне разнеслась по всем странам, как молния, и был он подобен шайтану или одному из ифритов Сулеймана.
И Антара из предосторожности отдалился от абситов и ехал один, а они говорили между собой, сгорая от зависти:
― Напрасно мы отдали ему всю нашу добычу. Когда об этом узнают арабы, они станут смеяться над нами и порицать нас, ведь мы вернемся из набега с позором, а он со славой.
А Антара ехал в стороне и не слыхал этого разговора, но по их лицам понимал, что они говорят о нем, замышляя против него что-нибудь недоброе и коварное. И он решил остерегаться своих спутников, а если кто из них нападет на него, вступить в бой и бросить противника бездыханным на землю.
Вечером они остановились в покрытой цветами долине и провели там ночь, а наутро в эту долину въехали всадники, а за ними двигался верблюд, неся на спине высокий паланкин, покрытый парчой и разукрашенный лентами из желтого и красного шелка. Этот паланкин окружали богато одетые рабы с бубнами и флейтами в руках, а другие вооруженные мечами рабы охраняли его, подобно львам. А еще шестьдесят прекрасных всадников в больших чалмах и с острыми мечами вокруг пояса гарцевали на превосходных конях позади паланкина.
И когда абситские всадники увидели эту процессию, они поняли, что в паланкине находится невеста, которую везут к жениху, и что эти всадники охраняют ее.
Но они не знали, из какой она семьи и кто ее жених. Однако это не помешало им сказать:
— Вот добыча, которую привел к нам господь, чтобы заменить нам то, что мы потеряли.
И они напали на процессию и сражались с охранявшими невесту всадниками, пока не убили пятьдесят человек и не обратили в бегство всех остальных. Тогда они принялись ликовать и радоваться победе. Антара же не принял участия в этом сражении, опасаясь, что абситы предательски убьют его.
Потом победители поставили на колени верблюдицу, которая несла паланкин, и увидели в нем невесту, прекрасную, как утренняя заря, черноглазую, краснощекую, с бровями тонкими, как натянутый лук, и с запястьями, отягощенными ослепительными браслетами. Аромат ее одежд разносился далеко вокруг нее, а ее паланкин был подобен обиталищу духов. И взглянув на девушку, абситы поняли, что перед ними царская дочь. И они спросили о ней у одного из рабов, и тот ответил:
― О благородные арабы, это Умейма, дочь Ханзалы по прозвищу Кровопийца, а имя ее жениха, того, кому мы везли ее, Накид ибн аль-Джаллах, он йеменский фарис и правитель городов Сана и Аден. Вы решились на опасное дело и пошли пагубным путем!
И Ияд сказал рабу:
― Ты преувеличиваешь, сын греха, что ты там наговорил о жителях Йемена и Саны!