Жизнь и мечта

Иван Павлович был не только выдающимся инженером, создателем крупных металлургических предприятий, организатором большой металлургической науки, но и человеком, способным заглядывать в будущее.

К нему можно отнести слова Циолковского: «Немногие имеют смелость поддерживать новые идеи. Но это очень драгоценное свойство таких людей».

Не буду здесь излагать всех последующих деловых отношений с Иваном Павловичем Бардиным. Скажу лишь, что по его ходатайству и при поддержке Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова в 1954 г. руководимая мною лаборатория была переведена в систему Академии наук СССР, и с тех пор до конца дней жизни И. П. Бардина (он умер в 1960 г.) я работал под его непосредственным общим руководством. Рамки этой книги не позволяют подробно остановиться на помощи, которую неоднократно оказывал мне Георгий Константинович. Скажу лишь, что помощь приходила именно тогда, когда она была жизненно необходима. Это были светлые годы для нашего коллектива.

Для меня все встречи с Иваном Павловичем памятны. Но я расскажу здесь еще об одной из них, которая, думается, прибавит очень яркий штрих к его портрету.

Было это в конце 1959 г. Иван Павлович находился в длительной командировке в Сибири. Случай, о котором я поведаю, застал его в Новокузнецке на металлургическом комбинате.

В это время совершенно неожиданно для многих из нас в печати появилась статья, направленная против одной из гипотез, а также против ряда сотрудников нашей лаборатории и против меня лично. Статья была в полном смысле обескураживающая, так как те, кто писал ее, по-видимому, не имели представления, о чем они пишут. Но так или иначе статья была напечатана, и, как говорится, что написано пером, того не вырубишь топором. Тем более, что подписали ее три видных академика.

108

Вернувшись из командировки, Иван Павлович, не заходя к себе в кабинет, пришел прямо к нам в лабораторию и первое, что сделал, передал мне свой дневник.

— Вот прочтите. Это вам будет очень полезно. Как здоровье, как нервы? Будьте твердыми. Защищайте правое дело, не оглядывайтесь ни на кого.

Открываю первую страницу дневника и читаю: «Правда наружу выйдет, говорят на Урале старики. Помните это и не смущайтесь окружающей вас ложью».

Эти строки были записаны Иваном Павловичем в связи с ложными обвинениями, выдвинутыми в свое время против члена-корреспондента Академии наук СССР Г. Е. Грум-Гржимайло, которого он очень хорошо знал. Видимо интуитивно чувствуя, что здесь тоже что-то подобное, он и решил обратить мое внимание на них.

Иван Павлович любил вникать во все детали рассматриваемого вопроса. И на этот раз он поинтересовался сущностью возникшего спора, если это можно было назвать спором, так как «спорила» фактически только одна сторона.

— Да. Большая, большая лужа, — сказал он.— Время покажет, кто в нее сядет.

Я сказал, что речь идет об очень существенном в науке. Чтобы понять это, надо критически отнестись к укоренившимся «взглядам, фактам, суждениям. Иначе невозможно «взглянуть на вещи открытыми глазами, без предвзятости.

— Что же, это не вы одни так рассуждаете. Вот почитайте.— И он перелистывает несколько страниц дневника.

«Луи де Бройль. — История науки показывает, что прогресс науки постоянно сковывался тираническим влиянием определенных концепций, когда их начинали рассматривать в виде догм. По этой причине необходимо периодически подвергать глубокому исследованию принципы, которые стали приниматься без обсуждения».

Как это верно сказано!

Переворачиваю страницу за страницей этого небольшого дневника и вижу запись:

«Циолковский, Циолковский...»

109

Спрашиваю Ивана Павловича:

— Что вы имели в виду, делая такую пометку о Циолковском? Я очень многое читал и изучал из творчества Циолковского, но не припомню, чтобы он по этому поводу как-нибудь высказывался.

— Вы с Иваном Исидоровичем Гваем действительно многое подняли из того, что не было известно о Циолковском. Вы открыли нам второго Циолковского — он предстал перед нами теперь не только как великий изобретатель, но и как большой мыслитель. Борис Николаевич Меншуткин тоже в свое время открыл нам второго Ломоносова. До него никто не знал его таким, каким мы знаем его теперь. Но вы, наверное, больше сидели по архивам и искали неопубликованное. А мне как-то попала в руки одна любопытная его брошюрка. Она называлась, кажется, «История моего дирижабля», или что-то в этом роде. Я обязательно пришлю вам ее.

И через несколько дней он действительно прислал мне эту работу Циолковского со своими личными пометками. Вот что он подчеркнул в предисловии к этой книжечке: