Жизнь и любовь дьяволицы

Она любила эдак слегка пошутить со своими подопечными. Впрочем, они, как правило, все равно ничего не понимали. Иногда миссис Трампер чувствовала себя бесконечно одинокой.

— А я возьму и напишу дочери! — заявила миссис Фишер.

— Не напишете, — возразила миссис Трампер. — У вас нет ее адреса.

— А вот и есть! — сказала миссис Фишер. — Так что заткнись и не вякай! — В действительности она выразилась еще грубее и определеннее, недаром она говорила Руфи, что сама вылезла из помойки.

И миссис Фишер написала дочери письмо. Руфь ей диктовала.

Милая моя Мэри! Что-то ты меня совсем забыла, уж не помню, когда навещала. Я понимаю, ты у нас человек занятой, но иногда не грех было бы вспомнить о тех, кто тебя вырастил и помог встать на ноги. Мне легче было бы стерпеться с моей горькой судьбой, если бы ты подсобрала денег и заплатила бы миссис Трампер за отдельную комнату для меня, с телевизором. Тогда мне было бы не так тоскливо тут одной, ведь ко мне никто не приходит. Желаю всего самого доброго тебе и твоим близким и поцелуй от меня милых крошек.

Любящая тебя мама,

Перл.

— Но у нее же нет никаких «крошек», — возразила миссис Фишер.

— Раньше не было — теперь есть, — сказала Руфь.

— Ну и дела! — удивилась миссис Фишер. — Вот ведь сучка скрытная! Мать всегда обо всем узнает последней!

Но, судя по всему, дальнейшие подробности ее ничуть не интересовали.

Руфь самолично отправила послание миссис Фишер, потому что с почтой все время случались разные накладки и письма где-то терялись. Вскоре пришел ответ: Руфь подняла письмо с коврика под дверью — благоухающее духами, написанное изящным, мелким почерком Мэри Фишер. Из него явствовало, что изыскать дополнительные средства не представляется возможным. Одновременно Мэри Фишер выражала искреннюю надежду, что ее мать пребывает в полном здравии и всем довольна. Ей, Мэри, несладко приходится в последнее время: что поделать, инфляция — работаешь за двоих, а получаешь вполовину меньше, чем прежде, и нужно еще ухитряться прокормить столько ртов! Она даже хотела попросить маму войти в ее положение и несколько снизить оговоренную ранее недельную норму хереса. Ах, с какой бы радостью она поменялась с ней местами и жила бы себе тихо-мирно, как живет сейчас ее дорогая, любимая мамочка.

— Бедняжка! — вздохнула Руфь. — Ваша дочь, как видно, совсем выбилась из сил. Надо бы ей помочь, миссис Фишер. Вы сами-то как считаете? Разве матери не естественнее быть подле дочери в трудную для нее минуту — конечно, если силы позволяют?

Но миссис Фишер вместо ответа лишь поудобнее устроилась на своих мягких новых подушках, включила телевизор и, посмотрев на Руфь как-то искоса, пробормотала что-то насчет того, что у Руфи небось свой интерес на уме, но она ей верит, хоть и не понимает пока, что к чему. Только пусть знает: она к дочке жить не поедет.

И тут она вспомнила о некой сестре Хопкинс, которая хорошо к ней относилась, но потом получила какое-то наследство и ушла из Рествуда. С тех пор миссис Фишер считала, что ей лучше лежать в кровати и не рыпаться.

— Эта самая сестра Хопкинс, — говорила миссис Фишер, — росточком не вышла, зато была поперек себя шире и силищи в ней было дай Бог каждому. Ну, ты-то любого за пояс заткнешь — вон какая здоровая! Это хорошо; при такой работе, как здесь, очень даже полезно.

— И куда же она потом подевалась?

Сестра Хопкинс перешла работать в психушку для уголовников, объяснила ей миссис Фишер, а там весь персонал такой, что она своим видом никого не удивит. Вот бы Руфи с ней познакомиться — они бы поладили, как пить дать. Добрый друг — тоже не последнее дело. Но, как хотите, а с дочкой она жить не будет. Чего ради она должна идти на поводу у этой сучонки?

— Ну-ну, надо уметь прощать. Для начала вы могли бы просто погостить у нее, разве это так трудно? Сели в поезд да поехали — повидаетесь, посмотрите, что да как.

— Стара я разъезжать.

— Да вам всего только семьдесят четыре. Не о чем говорить!

— Ну, может, и съезжу, — сдалась миссис Фишер. — Как-нибудь в воскресенье, днем.

— В поезд я вас посажу, — сказала Руфь. — И обратный билет куплю, и предупрежу по телефону, чтоб слуга вас там встретил.

— Слуга?! — изумилась миссис Фишер. — Э-э, да меня, похоже, водят за нос!

— Похоже, похоже.

— От меня правды не утаишь! — заявила миссис Фишер. — Я ее насквозь вижу. Живо выведу на чистую воду!

И вот в воскресенье утром Руфь высыпала из пузырька безобидные витамины, которыми она потчевала миссис Фишер, и вновь заменила их таблетками валиума и могадона. Затем, пока миссис Фишер обедала в столовой, Руфь вылила содержимое ночного горшка миссис Айвен на кровать миссис Фишер и внесла в комнату вазу с увядшими георгинами, чтобы, пусть ненадолго, отбить все прочие запахи. Вскоре после этого миссис Фишер, наряженная в свое лучшее зелено-фиолетовое с грязно-черными разводами платье, была посажена в поезд, и Руфь вручила ей билет до ближайшей к Высокой Башне станции.