Левая погонная пушка яростно плюет картечью. Гром выстрелов волною катится по всей линии, более не умолкая: стрелять прежде флагманской галеры я запретил под великим штрафом, после же — предоставил на разумение капитанов. Как только дым слегка рассеивается, пламя изрыгает правая двадцатичетырехфунтовка — а левую тем временем пробанили и уже заряжают! Отменная быстрота, молодцы! Несколько минут частой пальбы, и вражеские легкие суда ретируются через интервалы между каторгами; в сии промежутки вступают догнавшие строй тяжеловесы. Все предсказуемо: дабы сберечь свои главные силы от русских лодок с минами на шестах, Касым-паша выставил впереди фор-линию; когда же бой обратился в артиллерийский — убрал ее, чтоб не маячила перед жерлами собственных пушек и не сбивала топчиларам прицел.
Начальник флотилии вопросительно смотрит на меня. Одобрительно киваю:
— Давай!
Если б сигналы не назначены были заранее, шиш бы кто из капитанов их понял. В корабельном флоте красный и синий флаги никогда не поднимаются одновременно, ибо передают команду повернуть один направо, другой налево. А галерам я эту пару предписал для команды «табань!» Русская флотилия недружно, вразнобой (из-за порохового дыма, закрывающего обзор) останавливает движение и начинает пятиться. Но пушечную пальбу не прекращает. Дыма становится все больше, и не только от пушек: с галер на воду спускают многочисленные плотики с охапками сырого камыша, политого кашицей из нефти с мелко растертою селитрой. Горит эта дрянь или же тлеет — черт ее разберет, однако клубы дыма извергает чудовищные. Выглядит, будто русские под эгидом сей тучи хотят безопасно отступить. По крайней мере, турки поняли именно так и продолжали атаку. Когда увидели, что ошибаются — было поздно.
Из вонючей хмари выскочили навстречу легкие струги, у каждого на носу — нечто вроде длиннющего бушприта, только опущенного в воду. При нормальной видимости османы бы их просто не подпустили, перетопив пушечными ядрами либо закрывшись такою же мелочью, а капитальные суда сохранив. Но если глаз не проникает в дымное облако и на полсотни сажен — что тут сделаешь?! Даже и заряженную-то пушку навести не всегда успеешь. Глухими утробными раскатами звучат подводные взрывы. Невольники падают с банок от чудовищного сотрясения. Теряют ход и глубже оседают в воду пораженные каторги и мавны.
Весь эпизод занял минут десять, не более. Прогорели камышовые кучи; легкий весенний ветерок сдул пахнущий нефтью удушливый дым; дунайская гладь снова открылась людским взорам. Однако же картина, на ней представленная, разительно отличалась от прежней. Ровный фрунт неприятельских галер обратился в царство хаоса. Не так уж много их, не более трети, было поражено в ходе внезапной атаки, потому как часть стругов или не дошла, или наткнулась на частокол из весел. Зато впавшие в испуг турецкие рулевые много добавили к ущербу. Две каторги столкнулись, переломав весла у обеих и проломив борт у одной. Кто-то из турок, уклоняясь от мин, развернулся боком; кто-то затабанил и попятился; у правого берега полдюжины галер сбились в кучу и не могли сразу разойтись, опасаясь повредить друг друга.
— Ваше Высокопревосходительство, позвольте атаковать!
— Позволяю и приказываю! Атаковать всем, кроме минеров. Минерам командуй отход и сбор. Мне приготовь шлюпку и дальше управляйся сам. Огневой бой, абордаж, потом преследование. Только не далее пяти верст вверх по реке. Поменьше азарта, побольше холодного расчета. Постарайся поймать бейлербея, но ежели не получится — черт с ним. Виктория у нас с тобою в руках. Осталось только сделать ее полной.
Пока Петр Семенович добивал и преследовал ошеломленного внезапным ударом неприятеля, у моего шатра, развернутого на берегу Дуная, ткнулись в берег уцелевшие после отчаянной атаки струги. Я обнял командира минной команды, артиллерийского поручика Никиту Селиванова, как родного:
— Спаси тебя Бог, сынок: утешил старика! Приготовь поименную роспись, кто чего сделал в сем бою. Деньги, чины — все вам будет. Но прежде еще одну службу сослужите. Турецкие галеры, кои сегодня уйдут, не должны уйти далеко. Иначе нам всю войну с ними маяться. Взгляни на карту: параллельно главному руслу идет Татарская протока. Мелкая и заросшая, для крупных судов не годится. Вот здесь, у Старой Килии, впадает в Дунай, а ответвляется двадцатью верстами выше. Обгонишь по ней османский караван и ночью поставишь здесь, в узком месте, рыбачьи сети с адскими машинами. Помнишь, как в Азове я вас учил?
— Конечно, помню! Ваше Высокопревосходительство, а ежели турки сегодня, до ночи, это дефиле проскочат?
— Значит, не судьба. Но, думаю, не успеют. И течение встречное, и гребцы утомленные… К сегодняшнему бою очень спешили. Салтыкову я не велел слишком усердно их преследовать. Всего скорее, остановятся на ночлег.
— Струги текут. После взрывов им только на дрова.
— Не у всех же мины сработали. Осечки были? Или кому-то подойти к галере не удалось…
— Есть такие…