Флотом, насчитывающим шестнадцать кораблей, два фрегата, кучу всякой парусной мелюзги, а также огромное количество гребных судов, распоряжался вице-адмирал Бредаль, приехавший на юг вместе со мною. Стоило изрядных трудов спасти его из-под розыска за неисполнение адмиралтейских приказов, подведя под помилование, объявленное государыней по поводу обручения наследника. Был ли он в том случае виновен — судить не берусь; но из ныне живущих адмиралов наших Бредаль единственный имел опыт действий против турок. Морские офицеры и матросы съезжались в Анненхафен из Санкт-Петербурга и Архангельска: команды корабельные обыкновенно делили пополам, одну половину оставляя на старом месте, другую же отсылая на Азовский флот. Поскольку корабли азовские были, как правило, меньше размером и ниже рангом — разбавлять опытных моряков рекрутами, если и требовалось, то совсем немного. Шесть кораблей и четыре фрегата балтийских счастливо избежали этой дележки, бывши отправлены в Медитерранию. Командовал сею эскадрой сам глава Адмиралтейств-коллегии Николай Федорович Головин. Во время шведской войны он снискал много нареканий за нерешительность, а минувшей весной просился в отставку по нездоровью, — но получил отказ, поскольку в предстоящем плавании заменить его было некем. Сия экспедиция отправлялась для совместных действий с британским флотом, Головин же в ранней юности учился морскому делу именно в Royal Navy, прослужил там шесть лет и в совершенстве знал язык и обычаи союзников. Что до чрезмерной осторожности — в предстоящих адмиралу обстоятельствах это качество казалось, пожалуй, уместным.
Казалось до тех пор, покуда Порта нам войну не объявила. Новые условия требовали человека деятельного и безудержно храброго, способного отбросить любые опасения — но менять адмирала было поздно. Да и не было в нашем флоте такого. В адмиральских чинах не было. В лейтенантских — сколько угодно. Читая отчеты путешественников по Сибири, я не уставал восхищаться молодыми флотскими офицерами, бесстрашно уходившими в неизведанное. Проходит год или два, и в жилые места выбирается измученный оборванец — последний, кто остался изо всей партии. Тогда вослед погибшим, по зову сурового отечества и указу немилостивой императрицы идут, презрев холод, голод и цингу, другие — такие же юные… Когда выжившие из этого поколения накопят опыт и дорастут до больших чинов, Россия будет совсем иначе выглядеть на море.
А пока — приходилось довольствоваться теми, кто есть. Ко всему прочему, гребной флот (в отличие от корабельного) оказался у нас разделен надвое: одна часть в Азове, другая — на нижнем Днепре. В свете задач, возложенных на него планом войны, сие было совершенно нетерпимо.
Не прошло и недели по прибытии, как я уже насел на Бредаля:
— Петр Петрович, доложи о готовности.
— Рановато, Александр Иванович! Половина команд еще в пути.
— Ждать нельзя. По докладам шпионов, неприятели еще менее готовы. Но восполнить свои нехватки могут очень быстро, быстрее нашего. Сам знаешь, от Крыма до их столицы с попутным ветром всего три дня пути. До Трапезунда — не более, а турецкое войско, против персиян стоящее, там совсем рядом. Ежели канониров взять сухопутных, матросов же так разделить, чтоб только парусами занимались — сколько кораблей сможем вывести?
— Восемь — хоть завтра. Через неделю — пожалуй что, дюжину… Только хватит ли артиллеристов на все?
— На которые не хватит, те снарядим «en flûte» для перевозки войск. Неделю дать не могу. Половину того, не больше.
В результате сей спешки, иные корабли держали курс не лучше пьяного мастерового, идущего домой из кабака, — однако Бог миловал, до пролива дошли без столкновений. Четыре румба к зюйду, руины Еникале по правому борту, и вот она, вожделенная Керчь! Проломы стен заросли молодым кустарником. Денег на починку крепости османы то ли не нашли, то ли нашли, да разворовали. Сопротивления не было, малочисленный гарнизон бежал. О чем они там думали, во дворце Топкапы? Что французскую субсидию надо брать, а воевать с русскими не обязательно?! Или уверены были, что мы не рискнем первыми ударить? Если чужая душа — потемки, то души султанских приближенных — мрак беспросветный. Во всяком случае, ни малейших приготовлений к защите сей важнейшей позиции обнаружить не удалось.
Ссадив на берег два полка для необходимых фортификационных работ, двинулись дальше. Турецкие суда, стерегущие выход, не рискнули препятствовать явно превосходящим русским силам и ретировались в открытое море. Возле Кафы стали на якорь, дебаркировали остальные войска — тут предстояло малость повозиться. Ногайский мурза, полгода просидевший пленным в Азове, получил от меня оседланного жеребца и был отпущен, под обязательство передать несколько писем. Тем временем, свезли на берег часть орудий нижнего дека для разрушения турецких укреплений.