Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4

Капитан начал действовать. Пираты слегка разошлись в стороны, как бы желая взять «Диомеда» в клещи; наше движение походило на запоздалую и неуверенную попытку спастись в Гибралтарском заливе. Ближайшая шебека должна была взять вправо, дабы не упустить жертву, — однако латинский парус хорош, пока дело не доходит до смены галса. Гортанные крики, беготня на вражеской палубе… Пушечный выстрел в нашу сторону: ядро чиркнуло по гребню волны перед самым форштевнем. Сие означает приказ лечь в дрейф и сдаться; Альфонсо словно того и ждал, чтобы разразиться серией команд. Руль на правый борт, матросы кинулись брасопить реи, — в первую минуту казалось, что мы решили подчиниться. Описав плавную дугу, корабль пересек неприятельский курс в двадцати саженях от нока длинного бушприта.

Орудия гремят поочередно: Гонтье приказал канонирам палить, когда мачты состворятся. Угол возвышения нулевой. Наша палуба выше, но легкий крен в подветренную сторону делает прицел убийственно точным. Промахов нет! Грохот выстрела — и мгновенно, без паузы, треск ломающегося дерева или… Наверно, иллюзия: но так и кажется, что слышу влажный шлепок при попадании в густую толпу. Тетуан совсем рядом; алчущих добычи набилось столько, сколько позволила грузоподъемность. Тяжелые чугунные шары оставляют кровавые просеки среди сгрудившихся врагов. Особенно громкий треск… Есть! Мачта сбита! Она валится на левый борт, погребальным саваном паруса накрывая живых и мертвых. Разноязыкий торжествующий крик взлетает над «Диомедом». Последний выстрел словно вколачивает осиновый кол в шевелящуюся под полосатым покровом враждебную плоть. Пятна крови начинают расцветать на грязной парусине, как алые маки весною в крымской степи.

Гляжу вперед и влево, где неспешно вырастает вторая шебека; но побежденный противник огрызается напоследок, всадив пару ядер нам в корму. Исполненный смертной боли крик раненого свидетельствует, что не впустую. Да, крепок враг! Немало мужества надо, чтобы наводить пушки на залитой кровью палубе, среди ошметков разорванных тел, — и навести оные точно! У меня же преобладающая часть команды прежде в бою не бывала. Вижу себя обязанным вмешаться:

— Не оглядываться! Те больше не опасны! Альфонсо, к повороту!

Двигаясь прежним курсом, через пару минут рискуем оказаться в столь же уязвимом положении против свежего врага, в каком был битый относительно нас. Лучше спуститься под ветер и обменяться залпами со средней дистанции. Результат будет не столь решительным, но с большой вероятностью в нашу пользу. Неприятель выйдет в наветренное положение — что ж, этому никак не воспротивиться.

Снова торопливый топот босых матросских ног, яростные слова команд, протяжный скрип рангоута. «Диомед» лениво поворачивается носом к востоку, кормою — к низкому предвечернему солнцу. Над вражеским бортом вспухает клуб порохового дыма, через секунду доносится звук выстрела. Потом палит вразнобой вся батарея. Лишь одно ядро сделало дыру в грот-марселе, да второе плеснуло рядом с бортом; падения остальных и видно не было. Еще бы: шебека идет под углом к океанской зыби, катящейся вдоль пролива. Валяет ее изрядно, пушечные стволы выписывают в воздухе замысловатые фигуры. Гонтье, замерший у двенадцатифунтовки на баке, терпеливо ждет. Отработанным в многочисленных экзерцициях маневром рулевой ловит курс по волне, убирая бортовую качку. Можно открывать огонь. Выстрел! Перелет. Или он метит по рангоуту?

— Вы очень меня обяжете, мэтр, прицеливаясь неприятелю в корпус.

— Avec plaisir, если угодно Вашему Сиятельству.

Француз не спешит. Переходит от одного орудия к другому, собственноручно наводит, выжидает момент, когда корабль замирает на волне, и стреляет. Канониры банят, заряжают и накатывают. Хладнокровие артиллериста приносит плоды: прежде, чем суда расходятся, враг получает четыре или пять пробоин. Из них две опасных, близ ватерлинии. В нас тоже пару раз попали, но повреждения незначительны. Пушечные ядра оставляют в обшивке аккуратные дырочки; тяжелые и медленные гаубичные делают, кроме пробоин, множество трещин, кои не так легко закрыть. Теперь каждая волна добавляет в трюм шебеки несколько английских центнеров морской воды. Это убавит ей шустрости, хотя не сразу.

А пока — враги вышли, относительно нас, на ветер. Выбор продолжения за ними, и выбор сей скажет о многом. Здравомыслящий разбойник, получив жестокий камуфлет, не станет испытывать судьбу и поищет добычу полегче; если не отстанут — значит, моя хитрость сработала и «Диомед» спутали с груженым китайскими товарами «Менелаем». Ради миллионного приза реисы не пощадят своих головорезов. Отходить к родному берегу им надо на правом галсе, как шли; в погоню за нами — перекладываться. Таращусь в зрительную трубу против солнца, выжимая слезы из слепнущих от нестерпимого сияния глаз. Ни шиша не понять. Поворачиваюсь к стоящему рядом капитану:

— Альфонсо, что-нибудь видишь?

Неаполитанец напряженно щурится.

— Похоже, спустили реи. Поднимают вновь! И весла выдвинули!