Жизнь Гогена

«Ты пишешь, что Шуффенекер слишком уж курит мне фимиам, — отвечал Гоген жене, — однако он говорит почти слово в слово то, что говорят многие другие, и даже Дега». «Это пират, — говорит он, — но зато и силен же он… Это подлинное искусство».

И однако Гогену пришлось отказаться от поездки в Брюссель. Выставка «Группы двадцати» открылась раньше, чем он предполагал. К тому же, как всегда плохо умея считать свои деньги, он вскоре оказался почти без гроша. Поездку в Данию тоже пришлось отложить на конец зимы.

В ожидании результатов брюссельской выставки Гоген формовал вазы и статуэтки и, обернув их во влажные тряпки, отдавал добряку Шуффу, а тот бережно уносил их для обжига керамисту Делаэршу на улицу Бломе. Гоген чаще работал в доме Шуффа, чем у себя, в своей мастерской. Он написал групповой портрет хозяина, его жены и двоих детей. На этой картине добряк Шуфф стоит у мольберта, немного наклонив голову и потирая руки. На ногах у него огромные шлепанцы, вид — наивный, незначительный и смешной. В этой картине чувствуется насмешка, граничащая с презрением[98].

Тем временем мало-помалу начали приходить новости из Бельгии. Они не радовали. Гоген послал в Брюссель двенадцать полотен, назначив за них цены от пятисот до полутора тысяч франков. Но бельгийская публика усмотрела в этих произведениях вызов. Покупателей на них не нашлось. На брюссельцев «Видение после проповеди» произвело такое же впечатление, как на низонского кюре. Провал был полный.

Гоген пал духом. Значит, поездка на Мартинику опять сорвалась! Тео не удавалось продать почти ничего из его произведений. Да и вообще в начале 1889 года финансовые дела шли все хуже и хуже. 4 февраля была официально распущена компания по строительству Панамского канала. 7 марта покончил с собой директор Учетного банка, и вдобавок биржу потряс кризис. Что оставалось Гогену в этих обстоятельствах, как не вернуться в Понт-Авен к добрейшей Мари-Жанне Глоанек?

Так он и решил. Но на этот раз он не собирался надолго задерживаться в Бретани. Он не отказался от поездки в Копенгаген. С другой стороны, поскольку путешествие в тропики не состоялось, он решил посетить Всемирную выставку, которая должна была открыться в Париже в мае, — на ней предполагался большой отдел колоний. Гоген решил, что там отогреется душой.

На выставке был задуман также отдел искусства. Рядом с Эйфелевой башней, которую спешно достраивали, на Марсовом поле был воздвигнут Дворец изящных искусств. Гоген и его друзья не могли рассчитывать на то, что их удостоят чести быть представленными в этом дворце — он был предназначен в первую очередь для мэтров Академии, таких, как Шарль-Леон Жером, Тома Кутюр, Александр Кабанель, Эрнест Мейссонье и Фернан Кормон. Туда едва согласились допустить несколько работ «старших» импрессионистов — Писсарро и Клода Моне. Ни Ренуар, ни Сера там представлены не были. Сезанн был допущен только украдкой[99]. Но Шуффенекер не мог смириться с тем, что его отстранят от участия во Всемирной выставке.

На первом этаже Дворца искусства директор «Гран-кафе» Вольпини оборудовал в это время «Кафе искусств». Шуффенекер приложил все старания, чтобы уговорить его предоставить нескольким художникам возможность украсить стены кафе своими произведениями. Вольпини заказал зеркала фирме «Сен-Гобен». И так как поставщик не выполнил заказа в срок, Вольпини в конце концов согласился.

«Браво! Вы добились успеха, — писал Гоген Шуффенекеру из Понт-Авена. — Повидайтесь с Ван Гогом (Тео) и устройте все до моего возвращения. Не забывайте только, что эта выставка не для других. А следовательно, давайте ограничимся нашей маленькой дружеской группой». Гоген перечислил, кого он имеет в виду: Шуфф, Бернар, Гийомен и он сам выставят каждый по десять картин, Ван Гог шесть, двое друзей Шуффа — Леон Фоше и его сослуживец по лицею Мишле, Луи Руа, — дополнят список, выставив по две работы каждый.

Но на Гогена снова посыпались огорчения и разочарования. Метте всячески противилась приезду Поля в Копенгаген. «Идти на такие расходы» — это «несерьезно». «Я боюсь, — писала она мужу, — твоей встречи с моими братьями, а мне всего дороже мой покой. Подумай хорошенько, прежде чем ехать, и подумай о расставании». Возмущенный Гоген положил конец обсуждению этого вопроса. Он не поедет в Данию. «Не будем больше к этому возвращаться, желаю тебе хорошо провести лето, и Бог вам в помощь!»

Вернувшись в Париж в первой половине апреля, он столкнулся там с другими трудностями. Тео осуждал его за намерение выставиться в кафе Вольпини. Это означало проникнуть во Дворец искусств «с черного хода». Тео отказался предоставить для этой цели работы Винсента. Гийомен тоже колебался. После долгих сомнений он отказался от участия в выставке. Вместо них были приглашены трое других художников: Шарль Лаваль, которого Гоген опустил в своем списке, Анкетен и Жорж-Даниэль де Монфред.