В 1895 году у Гогена не было никаких поступлений. В 1896 году он получил 750 франков, в 1897–2361,25 франка, в 1898–3600, в 1899 2175,60 франка, в январе 1900 года 150 франков, итого 9036,85 франка. К этим суммам следует добавить то, что художник заработал, когда служил в Управлении общественных работ, небольшой доход от продажи копры и гонорары за журналистскую работу. Общую сумму этих заработков определить трудно, но можно считать, что даже с учетом этих денег общий доход художника не превышал 10 тысяч франков. Если вычесть из этой суммы деньги, потраченные на строительство двух хижин, стоимость участка и проценты, выплаченные Земледельческой кассе, то есть около тысячи франков (а эта сумма несомненно занижена, ведь Гоген еще выплачивал долг Земледельческой кассе), на жизнь у него оставалось самое большее 9 тысяч франков, то есть в среднем 140 франков в месяц (около 375 новых франков). Не приходится удивляться, что Монфреду, который однажды упрекнул его, что он не очень «щедро» покрывает свои холсты краской, Гоген ответил, что ему приходится учитывать «расход на краски». Ему приходилось учитывать и расходы на его многочисленные болезни. Плата по полной стоимости за пребывание в больнице Папеэте была 12 франков в день.
Рента, которую собирался выплачивать Воллар, должна была в корне изменить условия жизни Гогена, которые были особенно тяжелыми из-за отнюдь не реалистического подхода бывшего биржевика к деньгам. Отныне доходы Гогена должны были удвоиться и даже утроиться.
Занятная фигура был этот Бибеско! И отнюдь не то, что предполагал Гоген. Под скромным собирателем скрывался весьма состоятельный румынский князь, который в данный момент предлагал Гогену ни больше ни меньше как взять на себя обязательства Воллара. «Я позволю себе, мсье, вернуться к моему последнему письму, которое было недостаточно ясным и неполным», — писал он Гогену. Узнав от Монфреда, что Воллар платит Гогену по двести франков за картину, Бибеско 28 марта по собственному почину доплатил Монфреду по пятьдесят франков за каждую из купленных им пяти картин. К тому же он выразил готовность платить в будущем за все картины художника по двести пятьдесят франков, то есть на пятьдесят франков больше, чем Воллар, а также принять все прочие условия Гогена, какие принял торговец, который, по словам Бибеско, действовал «из одной только алчности и жажды наживы». В случае необходимости Бибеско готов был возместить Воллару аванс, который тот уже выслал Гогену.
Это предложение застигло Гогена врасплох и не внушило ему доверия. К тому же у него не было ни малейшего желания аннулировать договор с Волларом. Однако он не мог пренебречь «восторженным расположением» Бибеско. Оно могло весьма пригодиться ему в будущем, если бы Воллар стал уклоняться от честного выполнения договора.
Гоген вздохнул с облегчением. Теперь все было бы превосходно, если бы его здоровье окрепло и он мог бы «всерьез» взяться за живопись. Поселенец Орсини, уехавший во Францию, захватил с собой десяток его картин, набранных, «как говорится, с бору да с сосенки». Гогена удручало бездействие, но он надеялся, что вскоре все изменится к лучшему. Он заказал Монфреду «маленькую гомеопатическую аптечку» против сыпи, астмы, а также сифилиса. Быть может, гомеопатия, которую когда-то так расхваливал Писсарро, поможет ему одолеть болезни.
За три года до этого, в 1897 году, у третьего из детей Гогена, Кловиса, того, кто после возвращения из Дании делил с отцом его нищенское существование в Париже, в результате несчастного случая парализовало бедро. Метте не сочла нужным известить об этом мужа.
В начале мая молодого человека оперировали. 16 мая, на двенадцатый день после операции, Кловис умер от сепсиса — ему исполнился двадцать один год.
Гоген так и не узнал об этой смерти. Метте могла бы написать мужу, но она не сделала такой попытки. А Шуффенекер, единственный из друзей, кого датчанка известила о несчастье, тоже скрыл его от Гогена…
II. Видение
«Со здоровьем моим дело из рук вон плохо», — писал Гоген в августе. Гомеопатия помогла ему не больше, чем другие способы лечения. А меж тем Гоген «только и делал, что лечился».
Договор с Волларом избавил его от денежных забот, но он с беспокойством думал о том, как он сможет выполнить свои обязательства, если раны на ногах — рассадник гноя и инфекции — еще долго будут ему помехой в работе. Он сделал только несколько рисунков, отложив их для Воллара. Гоген тем больше горевал из-за вынужденного безделья, что чувствовал, как растет интерес к его произведениям.