Жизнь Гогена

Хозяин того земельного участка, на котором построил свою хижину Гоген, умер, оставив свои дела в весьма запутанном состоянии. Землю решили продать, хижину снести. Гогену пришлось искать другой клочок земли, где он мог бы построить жилье, а это сразу вновь подорвало его бюджет. Ему нужна была тысяча франков. Но где их взять? «С ума можно сойти! — отчаивался он. — Шоде пишет мне только тогда, когда у него есть деньги, и хотя он пообещал их высылать, я ничего не получил. Стало быть, снова придется залезать в долги».

В разгар этих хлопот прибыла апрельская почта. От Шоде не было никаких вестей. Зато пришло два письма — одно от Монфреда и второе — совершенно неожиданное — с почтовым штемпелем Дании. Что понадобилось Метте? Картины? Гоген разорвал конверт и вынул листок, на котором было только несколько слов: «19 января, проболев всего три дня пневмонией, которую она подхватила при выходе с бала, умерла Алина».

Гоген прочитал это письмо спокойно, как человек, который, обжегшись, сначала не чувствует боли. Слез не было. Настало отупение. А потом его охватила ярость — он сыпал проклятиями, неистово хохотал. Да, хохотал. Он не понимал, ни что делает, ни что думает. Он хохотал, проклинал, бредил. Потом мало-помалу он ощутил боль, ту настоящую муку, которую чувствуешь физически, которая не дает сомкнуть глаз по ночам.

«О, эти долгие бессонные ночи! Как от них стареешь!»

С каждым днем, с каждой неделей боль когтила его все сильнее. Жестокий удар! Глупая птица, которая подстерегает во мраке.

Сначала Гоген не ответил Метте. К чему? Но через некоторое время, охваченный потребностью выкричать свою боль, он послал жене письмо, в котором каждое слово пронизано воспоминанием о прошлом, страданием и непрощенной обидой — последнее письмо Гогена Метте-Софии Гад.

Поль Гоген. Алина Гоген, дочь художника.

«Я читаю через плечо друга, а он пишет:

«Мадам!

Я просил Вас, чтобы в день моего рождения, 7 июня, дети писали мне: «Дорогой папа» и ставили свою подпись. Вы ответили мне: «У Вас нет денег, не надейтесь на это».

Я напишу Вам: не «Да хранит вас Бог», а более прозаично: «Да не пробудится Ваша совесть, чтобы Вам не пришлось ждать смерти как избавления». Ваш муж.

И этот же друг написал мне: «Я только что потерял дочь, я разлюбил Бога. Ее звали Алина, как мою мать. Каждый любит на свой лад: у одних любовь воспламеняется над гробом, у других… не знаю.

Ее тамошняя могила, цветы — одна только видимость. Ее могила здесь, возле меня. И живые цветы — мои слезы».

IV. Идол с поднятыми руками

Страдать стоя, стоя, страдать минута за минутой. И наступит мгновенье, когда тебе больше нечем дышать, ты не выдерживаешь, ты молишь: «Господи! У меня нет больше сил, дай мне пасть на колени!» Но Он не дает, он хочет, чтобы мы, живые, стояли на этой земле, минута за минутой, не зная передышки.

Пиранделло. Жизнь, которую я тебе дал (слова Донны Анны)

Гоген пытался взять себя в руки. Он был почти рад, что у него столько забот. Пока он бегал по округе в поисках свободного участка земли, пока хлопотал о ссуде в Земледельческой кассе Папеэте, он по крайней мере не думал.

Единственный свободный участок земли в Пунаауиа оказался расположен неподалеку от прежнего жилья Гогена. Он растянулся на сто тридцать метров вдоль дороги, ведущей к кладбищу. Это было многовато. Но делать нечего! Гоген решил купить его. Участок обойдется в семьсот франков[182], подсчитывал Гоген, но на нем растет не меньше сотни кокосовых пальм, а это может принести пятьсот франков в год. Смирив свою гордость, Гоген просил, умолял правление Земледельческой кассы дать ему на год ссуду в тысячу франков. В конце концов ему дали такую ссуду из 10 процентов годовых.

Гоген начал строить новую хижину. С одной стороны в ней было оборудовано жилое помещение, а с другой — расположенная чуть ниже мастерская в шесть метров длиной. Перед хижиной художник разбил маленький сад. «Ах, если бы нас было двое!» — восклицал он, тоскуя о каком-нибудь друге. Он еще в начале года звал к себе Монфреда и Сегена. Временами, в особенности когда на землю низвергались тяжелые и теплые тропические ливни, окрашивавшие хижины Пунаауиа в серый цвет, Гогена угнетало одиночество. Одиночество и отчаяние.

Плачешь? А что же ты сделал?
Вспомни скорей,
Что, непутевый, ты сделал
С жизнью своей?[183]