Жизнь — это судьба

Рейн кивнула и поставила новую пластинку. Я узнала увертюру к пьесе Шекспира «Сон в летнюю ночь» Мендельсона. Сама ли она выбрала или подсказал Генри, но это была великолепная мысль. Под желтой бирманской луной гениальное произведение звучало особенно Проникновенно, перенося каждого из нас в давно забытый мир домовых и волшебников, гномов и одетых во все зеленое проказников эльфов — в фантастический, воображаемый мир. То была музыка сказочной страны, которая ласково шелестела опавшими листьями, поднималась на крыльях бабочек высоко в ночное небо, затем возвращалась на землю, радостная, изящная, светлая, как осенняя паутинка, на мгновение расцвеченная радугой. Она возвращала нас в детство. Перед моим мысленным взором возникали лесные карлики, сидевшие на грибах, которых, как я тогда верила, можно увидеть, стоит только добраться до того места, где радуга упирается своими концами в землю.

Я забыла про все свои проблемы, не дававшие мне покоя, перестала тревожиться относительно возможных инцидентов в магазине; эти люди были не способны на дурные поступки. Я опустилась на песок, и чья-то рука протянула мне пачку сигарет.

— Пожалуйста, мисс.

Я поблагодарила неизвестного, едва различимого в темноте доброжелателя и, прикурив от услужливо предложенного огонька, сидела в уютном содружестве до тех пор, пока Рейн не объявила, что у нее вышли все иголки и импровизированный концерт закончен. Мужчины поднялись и постепенно растворились в окружающей темноте, безмолвные и таинственные, как призраки. В сопровождении Рейн и Генри я прошествовала к своей палатке, у входа он весьма любезным тоном пожелал нам спокойной ночи. Внешне он держался ровно, ничем не проявляя своей обиды, но старательно избегал смотреть мне в глаза. Мне хотелось думать, что я вовсе не задела его самолюбия, но в глубине души знала, что он сильно уязвлен, хотя, возможно, лишь на короткое время. Чувства возникают быстро в столь напряженной атмосфере, но им недостает устойчивости и глубины. Когда Генри сядет на пароход и отплывет в Англию, он, вероятно, забудет меня. Что бы он ни говорил, но я ведь в самом деле была первой белой женщиной, с которой ему пришлось близко столкнуться после освобождения из плена. Я не хотела иметь на своей совести страдания двух людей — его и Алана. Раздеваясь, я старалась убедить себя, что нет нужды беспокоиться, что я вовсе не ранила Генри, ничем не уязвила его мужское достоинство. В случае с Аланом было много такого, за что я могла укорять себя; однако были ли у меня основания винить себя за те чувства, которые неожиданно обнаружил передо мной Генри О'Малли? Ведь если говорить честно, я старалась относиться к нему просто, по-дружески, хотя, возможно... Я пошарила в кармане и нашла кольцо Коннора.

Когда я надевала его на палец, Рейн с ехидцей заметила:

— Итак, ты все-таки решила его носить. Л я все удивлялась, когда же ты его наденешь.

Я не ответила. Другие девушки в нашей палатке уже спали, и это служило оправданием моему молчанию. Рейн пожала плечами. У нее на пальце все еще блестело обручальное кольцо, и мне было непонятно, почему она проявляла такой повышенный интерес к моему кольцу.

— Возможно, было бы лучше, если бы мы все носили кольца, — сказала она.

— Быть может, ты права, — ответила я кротко, натягивая пижаму и вопросительно глядя на нее. — Ты уже готова?

— Нет, — покачала она головой. — Хочу еще хорошенько расчесать волосы. Пока ехала на этом ужасном грузовике, столько набилось песку. Обо мне не беспокойся, ложись спать. Когда закончу, сама потушу лампу.

Она долго занималась своими волосами. Я легла в постель и накрылась с головой простыней. Под ней было душно и жарко, но ничего не поделаешь — сеток от москитов не было, и поэтому, спасаясь от назойливых насекомых, приходилось залезать под простыню. Прищурив глаза, Рейн наблюдала за мной, рука со щеткой быстрыми нервными движениями разглаживала черные волнистые волосы.

— Ты очень странная женщина, Вики, — наконец проговорила она тихим сердитым голосом, и меня поразила прозвучавшая в нем неприязнь.