Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

– Алёшенька, а флот тебя не подведёт?

– А если и подведёт, что с того? – отвечаю. – Один корабль для графа Орлова всегда найдётся; сядем мы на него и уплывём далеко-далеко, на край света. Совьём себе гнёздышко и будем жить в любви и согласии. Разве плохо?

– Неплохо, – вздыхает она, – но недостойно графа Орлова и наследницы престола российского: мы птицы высокого полёта, нам простого воробьиного счастья мало. Кто не дерзает на великое, тот и малого не заслуживает.

– А не боишься? – спрашиваю. – Худо ли, бедно ли, но до сих пор ты без опаски жила, а нынче по самому краю пропасти ходишь. Свалишься, костей не соберёшь.

– Ты же ходил по самому краю, – возражает она, – и вон как высоко взобрался! Магометане верят, что в рай можно пройти только по тонкому волосяному мосту; кто сможет пройти, тот и обретёт блаженство.

– Слыхал я это, – отвечаю, – но не каждому в рай пройти дано: у кого грехи тяжёлые, тот непременно свалится.

– Екатерина же не свалилась? А уж у неё-то грехов хватает, – продолжает она спорить.

– Однако она не в раю, – не сдаюсь и я. – Видела бы ты, как она всего боится; на людях хорохорится, а останется одна, плачет от страха – мне Григорий рассказывал. Вот и старается спрятаться за мужскую спину: какой-никакой, лишь бы мужик при ней был… Ест и пьёт она сладко, и живёт пышно, как сама царица Семирамида не жила, но какой же это рай, когда вся жизнь ужасом наполнена?

– А я не такая! – дерзко отвечает Лизавета. – Я не боюсь: надо будет, пройду по волосяному мосту! А если пошатнусь, мне граф Орлов поможет – ведь ты поможешь мне, Алёшенька?

– Помогу, – говорю, а самому тошно от таких разговоров делается. Сама лезет в силки, неразумная: мне и делать ничего не надо, жди лишь, когда они захлопнутся.

Мысль о короне российской крепко в её голове засела. Сидит Лизавета как-то утром, причёсывается, смотрит на себя в зеркало и с важным видом рассуждает:

– Когда я царицей стану, в России совсем другая жизнь пойдёт. Законы будут справедливые, а судьи честные; лихоимство и взяточничество я искореню; народ вздохнёт свободно и будет жить в полном достатке. Не силой, а правдою станет сильна Россия, и все будут гордиться своей страной! Екатерина земли прихватывает: Польшу разделила, Крым себе забрала, у киргизцев, и у тех степи отняла – а какая в том польза? Народ хуже жить стал. Нет, при мне всё будет по-другому: на своих землях надо обустраиваться, тогда нас не бояться, а уважать начнут. Я русская, – не то, что эта немка Екатерина, – душу народа русского я вполне понимаю.

– Где ты её понимать-то выучилась? – не сдержался я. – С малых лет в России не была.

– Так что с того? – обожгла она меня взглядом. – Всё равно я русская, до кончиков ногтей русская! Меня народ полюбит!

«Какая ты русская, когда под чужую дуду пляшешь! – хотелось мне сказать – Жизнь в России, конечно, не мёд, а бывает и горше полыни, но мы уж сами как-нибудь разберёмся, заграничных благодетелей нам не надо».

Не сказал, промолчал, однако если бы и сказал, вряд ли она одумалась бы. Хоть и любила она меня, но честолюбие у неё сильнее любви было.

* * *

В конце зимы пожаловал ко мне адмирал Грейг, что на нашей службе состоял, и привёз секретное от императрицы предписание. Там было сказано, чтобы самозванку скорее доставили в Россию, а для этого мне следует заманить оную «бродяжку» на русский корабль, где она будет незамедлительно арестована. Адмирал привёз и второе письмо от английского консула Джона Дика, в котором он писал о конфликте между русскими и английскими матросами. Консул просит меня немедленно прибыть к эскадре, дабы уладить этот конфликт.

Есть все основания полагать, что «принцесса Владимирская» поедет с вами: удобный случай, не правда ли? Питаю надежду, что императрица не ошиблась в вашем сиятельстве, – смотрит Грейг на меня испытующе.

Отпиши её величеству, что граф Орлов исполнит свой долг, – сказал я.

Наутро пришла ко мне Лизавета, весёлая, довольная: итальянцы ей с три короба наобещали, да ещё поляки масло в огонь подлили.

– Всё складывается в нашу пользу, я уже не сомневаюсь в успехе! – радуется она. – А ты что такой сумрачный, Алёшенька? – спрашивает затем. – Или вести дурные получил?

– Да не то чтобы дурные, но требующие действий, – отвечаю. – На-ка, прочти письмо от английского консула.

Прочитала она и призадумалась:

– Это знак судьбы. Дело пустяковое, но ехать тебе надо, а если так, то и мне с тобой. Всё одно к одному складывается, и астролог мне сказал, что расположение звёзд для меня как никогда благоприятное.

– Что же, пойдём навстречу судьбе, – говорю. – Ты готова?

– Я столь долго этого ждала, что давно изготовилась, – отвечает она. – Давай сегодня же и поедем.

– Ну, сегодня, так сегодня, – соглашаюсь я, – и впрямь, чего откладывать?