Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

Я рассказываю, коротко и чётко, по-военному, как раньше Измайлово процветало и как ныне в упадок пришло. Рассказываю и о том, как мы стараемся от полного разрушения его уберечь, но сил наших не хватает.

Тут государь Павел Петрович как стукнет тростью об пол, да как закричит сипло и надрывно:

– Вот до чего правление женское, изменчивое и лживое, нашу державу довело! Матушка развела дармоедов, всё царство разворовали, – всех прогоню палками! Воры, лихоимцы, казнокрады, не ждите от меня пощады!

Я стою ни жив, ни мёртв: ну думаю, сейчас отправлюсь в Сибирь, – там, видно, и закончу свои дни. Однако государь обратился ко мне с прежней улыбкой, будто вовсе не кричал:

– Я тебя припоминаю: когда я ребёнком был, тебе уже шли немалые года. А сейчас сколько исполнилось?

– Девяносто первый год идёт, ваше императорское величество, – отвечаю.

– Так ты моего прадеда Петра Великого застал? – спрашивает государь.

– Застал, ваше императорское величество, и даже был одарён им за службу.

– Отчего же ты до сих пор всего лишь губернский секретарь? При таком послужном списке? – удивляется государь.

– Не могу знать, ваше императорское величество, – говорю.

Государь вдруг как крикнет опять:

– Льстецы, подхалимы, лицемеры! Не по заслугам чины и награды получают, а старый верный служитель в забвении пребывает! Всем воздам, не глядя на лица и звания!

И снова мне улыбается:

– Теперь начинается правление мужское, рыцарское, и несправедливость, в отношении тебя допущенная немедля исправлена будет. Жалую тебя вверх на четыре чина: будешь коллежским асессором и майором.

– Премного благодарен, ваше императорское величество, – кланяюсь я и шляпой махаю. – Однако позвольте спросить, какие последствия мой рапорт о состоянии Измайлова иметь будет?

– О том не беспокойся: рапорт твой в точности записан и надлежащий ход в канцелярии получит, – сказал государь и в третий раз закричал: – Я беспорядки в державе российской искореню! У меня государство великого порядка будет!.. Ступай, господин майор, – говорит он мне затем. – Я тобою доволен – служи, как прежде; я тебя и впредь не забуду.

* * *

Вот такой разговор с государем Павлом Петровичем у меня вышел. Жалованную грамоту о моём производстве в коллежские асессоры и майоры я вскоре получил, а за ней пришла другая, по моему рапорту. Там было указано, что в соответствии с артикулом таким-то о порядке прохождения казённых бумаг, рапорт мой переправлен в канцелярию такую-то, откуда мне обязательный ответ ждать надлежит – и точно, пришёл ответ, что в соответствии с артикулом таким-то рапорт отправлен в следующую канцелярию для дальнейшего делопроизводства. Потом ещё три или четыре бумаги я получил, где извещалось, что мой рапорт движется в положенном порядке по надлежащим канцеляриям; дело продолжалось и после того как государь Павел Петрович внезапно скончался от апоплексического удара [26] – последнюю бумагу точь-в-точь с тем же текстом я получил из канцелярии нового государя Александра Павловича накануне французского нашествия.

Александр I

Государь-император Александр Павлович – последний из государей наших, коих мне видеть довелось. Поелику он ныне на престоле, подробно рассказывать о нём остерегусь, да и нечего. Видел я его всего раз, короткое время на коронации, а говорить – ни разу с ним не говорил.

Коронация Александра Павловича проходила не токмо что торжественно, но с большим от народа восторгом – вот до чего регламент государя Павла Петровича всем надоел! В день коронации в Кремле от Красного крыльца до Успенского собора, от оного до Архангельского, а от сего до Благовещенского соборов сделаны были переходы и покрыты алым сукном. Государь вместе с государыней Елизаветой Алексеевной и вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной [27] прошли под большим красного бархата с позолотой балдахином в Успенский собор. Там были только чиновники первых пяти классов и высшее духовенство, а мы, простые зрители, не могли видеть обряда миропомазания на царствование, но возвещаемы были об оном залпами из ружей стоящих в Кремле гвардейских полков, пушечною пальбою и колокольным звоном.

Вскоре после того государь-император с супругою проходили из Успенского собора в Архангельский, а из него в Благовещенский, под тем же балдахином. На государе Александре Павловиче был мундир Преображенского полка и сверху порфира, на голове корона, а в руках скипетр и держава; возле него шла государыня Елизавета Алексеевна также в короне и порфире.

Надобно сказать о количестве зрителей, бывших внутри Кремля. Вся нижняя часть Ивана Великого до самой колокольни была уставлена скамьями для них, сидящих одних над другими, и даже самая колокольня наполнена была народом. Все крыши строений в Кремле также усыпаны были людьми, многие из которых, взлезши на высоту крыш и нашедши за что можно привязать кушаки, привязывались таким образом и висели во всё продолжение церемонии. Не было ни одной впадины на строениях, где бы не висел человек, с трудом держащийся за гладкие стены или углы.