Жизнь честных и нечестных

Будет передавать мне, через маму, с ребенком будем видеться поровну, — и все слова, которые я могла бы сказать, застряли у меня в горле. Вот и все…

Бросив сумку на стол так, что из нее высыпалось все содержимое, я села на диван, закрыла руками лицо и заплакала, горько-горько. Ведь хотела в душе разрыва с мужем, а когда получила то, что хотела, — стало страшно. И плохо. Да нет, не разрыва я хотела, а избавления, расставания — слово не находилось…

— Откуда у тебя эта фотография?!

— Что? — оторвала я мокрые ладони от заплаканного лица.

— Я спрашиваю, откуда у тебя эта фотография? Это я делал монтаж, но для установщиков. Как она к тебе попала?!

Все-таки муж мой рехнулся на деятельности своего учреждения. Даже в момент последней встречи с женой его смог взволновать подрыв режима секретности. В руках он вертел снимок с Красной площади.

— Так это монтаж?!

— И довольно грубый — видишь, освещенность ; мужской и женской фигур разная, смотрят они в разные стороны, а такое редко бывает на профессиональном снимке: смотрят либо друг на друга, либо оба в объектив, а тут девица в объектив, а он на птичек. Я парня добавил, а девица на фотографии была.

— А компьютерный код на обороте фотографии как же сохранился?

— Ну, Швецова, это элементарно делается в лабораторных условиях.

— Спасибо тебе, Игорь! — с чувством сказала я. — Ты очень хороший специалист!

— Не заговаривай мне зубы, Швецова, — злобно сказал он, и я поняла, что пора уносить ноги.

— Спасибо тебе еще раз, но честно скажу, что не хочу здесь оставаться. Пока мама с Бегемотиком на даче, поживи здесь, а я у Машки. Мне так спокойнее будет, ладно?

— Это твое дело, Швецова, — сухо сказал он. — Я ухожу, а ты живи, где хочешь. Если дома не живется, — пожалуйста, ты уже свободный человек. Шляйся где хочешь, воспитывать тебя некому.

И мне опять захотелось бежать от него как можно дальше.

10

Бесов мне не понравился. Внешне типичный «бык во фраке» (у моего ребенка есть такая игрушка — стоящий на задних ногах плюшевый бычок с вытаращенными глазами, с увесистыми кулачками, в куцем фраке, а на ногах — борцовки; и называется все это великолепие, судя по ярлыку, «игрушка бык во фраке»"). Маленькие бегающие глазки, зализанные назад волосы, спортивный костюм на спортивной фигуре — в общем, вид просто нарицательный. Что уж там в Новгороде на его совести, не знаю, — у него на новорусском лице написано, что он не из законопослушных бизнесменов; и тем не менее за убийство в тюрьме он сидел зря.

Я, правда, была не в лучшей форме для ответственного допроса, и он это чувствовал: отвечал равнодушно, ничему не удивлялся. Как только его привели в следственный кабинет, я представилась и сказала, что дело теперь у меня в производстве. Он никак на это не прореагировал. Тогда я сказала, что доказательств его вины в деле нет, и я освобождаю его из изолятора. Он кивнул. Ну ладно, как говаривал Шарапов, «что ж он теперь, в ногах у нас валяться должен?»

Настроения колоть его не было у меня никакого; я пару секунд поколебалась — выложить ему фотографию сейчас или сделать это позже, когда он придет ко мне в кабинет, — и решилась. Вынув фотографию из сумочки, я закрыла листом бумаги Наташу с Мавзолеем и повернула изображение к Бесову.

— Узнаете?

— Это я, — равнодушно сказал Бесов.

— Где вы сняты и когда?

— Не помню.

— Вспомните! Это важно.

— Не помню. — Бесов отвернулся.

— Скажите, Сергей Юрьевич, кто вас так подставил? Я не поверю, что вы почти три месяца в камере ни разу об этом не думали.

— Думал.

— Ну и?..

— Ума не приложу.

— Ну что ж, после освобождения можете съездить в Новгород, а через неделю придете ко мне вместе с адвокатом. Всего хорошего.

Я собрала свои бумажки и вышла из кабинета.

Ехать в прокуратуру было поздно. На душе кошки скребли; нет, скорее к Машке, может, хоть она меня немножко успокоит…

Решив, что надо внести в Машкино хозяйство посильный вклад и купить каких-нибудь продуктов, а то неудобно сидеть на ее шее, я зашла в магазин, купила пирожных, ветчины, минералки и десяток яиц в отдельный мешочек.

Стоя на остановке, я смотрелась в стеклянную стенку навеса и думала, почему я так скромно выгляжу даже в ярком и дорогу тем плаще.

Иногда на меня накатывает что-то, и мне смертельно хочется иметь броскую и вызывающую внешность: отрастить копну волос и выкрасить их в «дикую вишню», надеть юбку до пупа, и вязаные колготки, и туфли на трехсантиметровой платформе, вроде тех, с которых упала «Спайс-герл», сломав себе ногу. Покрасить ногти черным лаком и в комплекте с ним использовать помаду «Руж-нуар». А в уши повесить клипсы длиной до плеч.

Но это минутная слабость. Наверное, каждая женщина хотя бы раз в жизни хочет выглядеть прямо противоположно тому, что имеет от природы. В старом журнале «Гламур» я видела рекламу краски для волос, утверждавшую, что «каждая женщина хотя бы раз в жизни должна быть рыжей»!