Жизнь без шума и боли (сборник)

– У тебя нет денег! – повторяет она. – Вот ты сейчас – что-то про неопознанные пальцы – ходила на опознание? ходила? и сколько тебе заплатили? сколько теперь опознание стоит? Моей соседки дочка ходит по субботам на опознания – там за двоих сразу двести платят, так она по семь-восемь пар за вечер; в Америку скоро поедет, там ей уже строят трехэтажный дом – полгода, и готов будет. Про тебя спрашивала – а ваша-то как, а где ваша-то, – а я что, я молчу, мы же тебя тоже отправляли в Америку, а ты что сделала, а ты что, ты вообще помнишь, что ты сделала тогда?..

Я скребу пальцами стол.

– Мммммм. Бытие завораживающе хрупкое, вообще все вокруг прямо в горло вцепляется этой притягательной хрупкостью. Слышишь меня ? – Остальное произносится в полулежачем положении. – Руки вот возьмем… Мимо пролетает чужой велосипед – всё, руки как лезвием, лежат на обочине вместе со всеми украшениями. Ноги опять же – шаг правой, шаг левой, навстречу несется огромная жестяная собака, правую уносит с собой под мышкой, левая остается тебе на память, но уже отдельно. Череп человеческий – вообще как яйцо. По нему постучишь чуть-чуть ложечкой – трещины во все стороны, как круги на воде. Оцарапался гвоздем – сепсис. Рыл руками землю – анаэробная инфекция. Жарил шашлык – упал лицом на мангал. Прободение гайморовой пазухи – флегмона верхней челюсти. Сгонял в Индию – червь в глазу поселился. Сходил к парикмахеру – лишился слуха. Взял в руки гитару – потерял двадцать лет жизни. Нашел двадцать лет жизни – присмотрелся, а они не твои: чужие.

– У тебя нет денег, и с этим надо что-то делать , – отвечает она. – Согласись, я говорю вполне рациональные вещи. Почему бы тебе не уехать в ЮАР на заработки, сможешь купить себе машину, будешь потом катать меня по городу туда-сюда, в магазин опять же, мебель какую отвезти. Можно купить сразу фургончик, кстати, потому что и правда мебель. Опять вот, когда дети уже – если тройня, лучше фургончик, назад тогда всех посадишь – и вперед, развозить по школам.

К счастью, именно в этот момент столик со мной приподняли и куда-то понесли. Проверяю карманы – действительно денег нет.

– Школа с экологическим уклоном — один!  – кричит она мне вслед. – Английская спецшкола номер двадцать семь – два! Юридический колледж — три! Надо, чтобы три – и не меньше! Выпрямись! Иди ровно, лежи тоже ровно, дыши ровно! За ровное дыхание платят в три-четыре раза больше!

Я стараюсь выдыхать в силлабической, синкопической манере. Вдох – тридцать четыре, тридцать четыре, одиннадцать, семь, семь. Выдох – четыреста семьдесят пять, четыреста три, четыреста просто. Раз, два, три, четыре – коридор сужается и расширяется одновременно, и перед тем как намертво застрять и раствориться, я снова проверяю карманы – действительно, я надышала на какое-то нереальное количество новеньких хрустящих купюр – правда, вот дерьмо, они в три-четыре раза больше обычных купюр, на которые можно купить автомобиль, дом, телевизор, new life, whatever.

Виноградный человек

Анисия – известная славянская писательница; она даже получила какую-то премию и купила на эти шальные деньги карманный экскаватор и упряжку ездовых собак где-то далеко, в Сибири (приятно знать, что где-то по снегу мчатся твои личные, персональные собаки с подпиленными клыками и небесно-голубыми очами); более того – у нее взял интервью журнал «Шевченко», а ее фотографии напечатали в газете «Сто раз»; Анисия состоялась как личность и выступила по телевизору в передаче про наркотики (« не надо, нехорошо это »), ее мама поставила на отдельную розовую полку с птицами ровно семь книжек, ее старшая сестра научила близнецов говорить «Анисия» сладким хором; ее отец воскрес ровно на пятьдесят секунд, чтобы подойти к Анисии в пригородной электричке, усталым грузом свалиться на лавку напротив и прошелестеть земляным ртом: «Гордость за собственных детей – это не совсем то, что имеет значение на небесах; вообще любая гордость там уже не имеет значения, но сила и мощь твоего послания настолько всеобъемлющи, что мне даровали воскресение на пятьдесят секунд, и скажу я тебе не тая: ничего хорошего я в этом не вижу; а матери твоей я изменил всего два-три раза, а не как она тебе наговорила тогда, когда мы газовую плиту через…» (« Окно », – подсказала она пустой лавке – пятьдесят секунд истекли). В общем, Анисия была счастливый человек!