Читаем Жизнь без Карло. Музыка для экзальтированных старцев полностью

Однако же жрать-то хотелось. Я незадолго до того нехуёво наварился на строительстве унитазной фабрики в Джамбульской области на деньги чеченских магнатов — долларов, кажется, на двести, но они куда-то стремительно исчезли, так что к моменту собеседования я ничего не жрал уже дня два.

И тогда в приступе вдохновения рассказал я ему про давилонскую баржу из третьего тома Николая Носова. Ну и был мгновенно принят на работу. Занял под это дело у кого-то тысячу тенге и купил десяток яиц и бутылку водки.

Узнал потом множество ненужных английских слов: брокадилаз, андерайтинг, деривативз, фьючерз.

А потом однажды солнечным осенним днём, уволившись навсегда из другой уже конторы, прайс, кажется, вотерхаус она называлась, выкинул в мусорный бак ошейник и с облегчением забыл про всё то, что эти слова могли бы означать.

Деревня. май. хозяйство

Не нравится мне хозяйство у соседского деда.

Придёшь к нему за картошкой, а там газончик, цветочки. Хоть бы где доска трухлявая валялась или там ржавая коса с треснутым косовилом. И собаки такие справные, что аж будки за собой на цепях таскают. И картошка прошлогодняя хоть бы одна проросшая, не говоря уже про гнилая.

Прямо хоть сейчас зови корреспондента из районного телевидения и снимай репортаж про возрождение русской деревни.

А по мне, в хорошем хозяйстве непременно должны быть заросли крапивы и гнилая кадушка с лягушонка-ми, кривой плетень с дырявыми вёдрами и сваленные за сараем серые доски с видом на закат и заросшую лебедой картошку. И чтобы малина росла где попало и яблоки валялись прямо на земле: бери и ешь.

Вот такое хозяйство я и считаю образцовым, и оно у меня почти всё есть. Разве что лебеда ещё не поспела и яблоки не попадали.

Дорога из Киева. таможня

«Неубедительно вводите в заблуждение, — сказал мне украинский пограничник, когда я рассказал ему, зачем посещал Украину и куда из неё направляюсь. — Документ, что вы писатель, есть?» А вот документ-то я давным-давно проебал. «Сейчас», — говорю.

Зашёл в купе, поднял нижнюю полку, вынул из рундука рюкзак, засунул в него руку по локоть, долго рылся, выудил со дна. «Вот, — говорю, — книжка».

Пограничник открыл книжку где-то на середине, прочитал какой-то короткий текст, поморщился. Потом открыл книжку на последней странице и тщательно сверил выходные данные с моим паспортом. Ещё раз сверил фотографию в паспорте со мной. Неохотно достал штемпель, шлёпнул. Снова прочитал текст.

«Могу подарить», — сказал я. «Да зачем мне?» — ответил пограничник и ушёл наконец.

Я заглянул в купе проводницы: «Извините, чаю можно?» «Чаю?» — лукаво спросила проводница. «Ну ладно-ладно, — согласился я. — Давайте пива». Пиво — оболонь как всегда, другого в украинских поездах не бывает. Ну и ладно, оболонь — тоже пиво, мокрое, и то уже хорошо.

Пошёл в нерабочий тамбур, сел на табуретку (замечательное изобретение для нерабочего тамбура), выпил пиво, вернулся в вагон: снова украинская таможня, на этот раз в виде женщины. Дышит. Тема сисек раскрыта полностью и навсегда. Ещё один кубический сантиметр — и пуговицам на гимнастёрке пиздец.

Идёт сразу ко мне. «Это вы писатель?» — спрашивает. «Я!» — отвечаю, ни секунды не сомневаясь. В таких случаях рефлексия губительна. «Вы тут книжку предлагали, можно?» «Вам можно всё», — я хамею моментально, это хорошо знают все родные мои и близкие. «А подпишете?» Подписал. Прочитала, жарко зарделась: «Ну вы сразу комплименты!» «Девушка! — сказал я по-писательски строго. — Я не делаю комплиментов. Я пишу только о том, что вижу».

Ушла. Я опять пошёл в нерабочий тамбур покурить. Тут пришёл российский, то есть, наверное, белорусский, пограничник с унылыми усами. Вставил мой паспорт в отверстие на животе, прочитал обо мне всё то, что я, если повезёт, узнаю только на Страшном суде, ничуть не удивился, шлёпнул в мой паспорт неразборчивую надпись красными чернилами и ушёл навсегда, так и не поздоровавшись и не попрощавшись.

Деревня. май. автобус

В рейсовом автобусе из райцентра, который ходит два раза в неделю, одна старуха рассказывала другой: «Там так замечательно! Чистенько, уютно, приём по часам. Мне очень понравилось!»

Речь, понятное дело, шла о кладбище.

Дорога из Минска

На остановке в Минске к нашему вагону подошла соседняя проводница: «Мужчины тут есть?» — спросила. Я оглянулся вокруг — мужчин, кроме меня, не было. «Что там у вас?» — спрашиваю. «Да вот площадка между вагонами не поднимается, а нас сейчас будут перецеплять».

Ну пошли в её вагон, даёт она мне какой-то ржавый топор, я повертел его в руках. «Кочерга есть?» — спрашиваю. Принесла кочергу. Я ебанул по такой особой штуке сбоку (руки-то помнят), поднял площадку.

«Ой, — говорит проводница, — как вы ловко!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии