Жизнь

Хоть власти однажды не смогли колесовать бабочку, они продолжали пробовать снова и снова — в моем доме на Чейн-уок в конце 1960-х и начале 1970-х. Я даже как-то привык к швырянию о собственный косяк, когда возвращался домой из клуба в три часа ночи. Как только я подходит к калитке, из кустов выпрыгивали эти чувачки с дубинками. Ага, снова-здорово, вставай в позу. «Лицом к стене, Кит». Это их наигранная свойскость меня раздражала. Они хотели посмотреть, как ты скривишься, но, чувак, мы это уже проходили. «О, летучий отряд!» — «Нам бы улетать так, как ты, Кит» — и вся такая поебень. Ордера они не прихватили, но не поиграть в свои игры не могли.

«Ну на этот раз я тебя накрыл, мой мальчик, допонтовался»— и просто сияют от мысли, что они меня прихватили. «Ой, а это у нас что такое. Кит?» — а я знаю? У меня с собой ничего нет. Они начинают с наездов, потому что хотят увидеть, если повезет, как большая звезда рок-н-ролла будет трястись от страха. Нет уж, придется вам постараться как следует. Посмотрим, насколько вы сегодня смелые. Констебли входят и выходят, пялятся в какие-то бумажки. Они не уверены, что произойдет, если газеты прознают, что меня опять винтили, и гадают, не хватил ли лишнего на этот раз главный оперативник в своем рвении очистить мир от торчков-гитаристов.

И еще очень доставало просыпаться каждый день с этими крючками у дверей, этими синими мундирами, просыпаться с мыслью, что ты преступник. И сам начинаешь вставать в эту позицию. Из-за перепада между тем когда просыпаешься и говоришь: «Прекрасный денек!» — и тем когда высматриваешь сквозь занавески, стоят или не стоят там до сих пор машины без опознавательных знаков Или когда просыпаешься с благодарностью за то, что за ночь никто не постучал в дверь. Какой все-таки это выматывающий раздражитель. Мы не подрываем добродетель нации, но они считают, что подрываем, так что в итоге мы втягиваемся в войну.

С Рупертом Лоуэнстином Мика свел Крисси Гиббс, когда стало ясно, что нам надо начать вырываться из хитроумных сетей Аллена Клайна. Руперт был банкиром-консультантом, человеком очень солидным и надежным, и хотя примерно год после того, как мы его наняли, у меня не получалось пообщаться с ним лично, дальше контакт у нас наладился. Он обнаружил, что я люблю читать, и, начиная с первой книги, у меня за все годы из того, что присылал Руперт, накопилась целая библиотека.

Руперту не нравился рок-н-ролл — он думал, что «композиции» могут рождаться только за столом на листе бумаги, как у Моцарта. Он даже никогда не слышал про Мика Джаггера, пока Крисси впервые его не упомянул. За семнадцать лет мы с ним подали семь исков против Аллена Клайна, и в конечном счете это вылилось в фарс, когда истцы и ответчики махали друг другу ручкой и болтали в зале суда, как какие-нибудь коллеги по работе. Так что Руперт хотя бы освоил наш профессиональный жаргон, пусть эмоционально музыка его и не цепляла.

У нас ушло много времени, чтобы обнаружить, чем успел поживиться Аллен Клайн и что больше нам не принадлежало. В Британии у нас была компания под названием Nanker Phelge Music, которой мы все владели поровну. А когда-то мы отправились в Нью-Йорк и подписали договор с компанией, в которую дальше должны были переправляться все поступления, которая тоже называлась Nanker Phelge, потому мы не предположили, что это наша компания с американским именем, Nanker Phelge USA. Естественно, проходит время, и мы выясняем, что компания Клайна в Америке никак не связана с Nanker Phelge UK и целиком принадлежит Клайну. Так что все денежки перетекали в Nanker Phelge USA. Когда Мик покупал себе дом на Чейн-уок, он не мог выбить деньги у Аллена Клайна полтора года, потому что Клайн, видите ли, в это время занимался покупкой MGM.

Клайн был законник в душе, хоть и без диплома — он погонялся букве закона, а еще тому, что справедливость и закон никак между собой не связаны, он любил закон как большую игру. В результате в его руках оказались права на все нами созданное заодно с мастер-лентами — все вещи, написанные или записанные в срок нашего контракта с Deeca, который истекал в 1971-м. Но фактически он истек в 1970-м на Get Yer Ya-Ya’s Out! Поэтому Клайн вроде бы владел всеми недоделанными и незаконченными песнями вплоть до 1971-го, то есть до даты окончания, и тут начинались сложности. Борьба велась за то, ему или не ему будут принадлежать вещи, которые записывались в промежутке между выпуском этого альбома и 1971-м. В конце концов мы уступили ему две: Angie и Wild Horses. Он получил права на издание наших песен на много лет, а нам досталась доля авторских.

Так что издательские на Satisfaction до сих пор у него, точнее у его наследников — он умер в 2009-м. Но мне пофиг.