Жизнь

Дальше мы оказались в Марракеше — всем составом, включая Мика, уже поджидавшего Марианну. Битон трясся над нами, охая по поводу наших завтраков и моего «прелестного торса». Мик обворожил Битона по всем статьям («Я восхищался тонкими впалыми очертаниями его тела, ног, рук…»).

Когда мы с Брайаном и Анитой приехали, Брайан уже наверняка что-то просек, хотя Том Килок, который единственный знал про Аниту и меня, ничего никому не говорил. А мы делали вид, что едва друг друга знаем «Да, Брайан, прекрасно съездили. Все было круто. Погуляли в касбе. В Валенсии тоже было шикарно». Натянутость ситуации — почти невыносимая. Майкл Купер поймал её на одной из своих самых говорящих фотографий, которая напечатана в начале этой главы — неуютная картинка, если смотреть на нее теперь, последний снимок, где Анита, Брайан и я вместе. В ней есть напряжение, которое и сейчас чувствуется: Анита уставилась прямо в объектив, мы с Брайаном мрачно смотрим по сторонам, у Брайана в руке косяк. Сесил Битон сделал один снимок, на котором Мик и я вместе с Брайаном — он держится за свой ухеровский кассетник, мешки под глазами, злобный и печальный. Неудивительно, что тогда не было сделано ничего или почти ничего полезного. Не помню ни одного раза, чтобы в Мароккко мы с Миком сели писать песню или что-то такое, что вообще-то было необычно. Но нас слишком занимали другие вещи.

Было понятно, что Брайан с Анитой дошли до точки. Они измотали друг друга по-черному, продолжать не имело смысла. Мне правда никогда было не уяснить, в чем там вообще проблема. Будь я на месте Брайана, я бы чуть прикрутил свою мерзопакостность и оставил бабу себе.

Но подруга, конечно, была непростая. Если кто и сделал из меня мужчину, то это Анита. В её жизни практически не было никаких романов, кроме буйных, на износ нервов, и они с Брайаном вечно скандалили и дрались — он гонялся за ней, а она убегала с криками и слезами. Она так давно привыкла к подобным вещам, что они почти казались ей нормой, ставили все на свои места. Выбраться из такого деструктива, понять, когда ставить точку, — не самое легкое дело.

Ну и разумеется, Брайан опять взялся за старое — в Марракеше, в отеле Еs Saadi, снова попробовал раскрутить Аниту на пятнадцать раундов. На все, о чем он подозревал по поводу нас с ней, реакция была одна — распустить руки еще больше. И опять он что-то там сломал — два ребра и палец, что ли. Параллельно я все это вижу и слышу. То есть Брайан как будто сам решил сдать пост и спровадить Аниту в мои объятия. Какой теперь смысл в моем невмешательстве? Мы торчим в Марракеше, это женщина, в которую я влюблен, и я должен бросить её в беде из-за каких-то правил приличия? Понятно, что все мои планы восстановить отношения с Брайаном идут коту под хвост. В таком его состоянии восстанавливать что-либо с Брайаном без толку. Я уже сделал все, что мог, этот вариант можно вычеркивать. А потом Брайан тащится с двумя татуированными шлюхами по коридору — Анита, кстати, вспоминает их как «сильно волосатых девиц», — заводит в свой номер и пробует устроить Аните сцену, унижает её в их присутствии. И начинает швырять в нее еду с блюд, которых себе назаказывал. В конце концов Анита сбежала ко мне в номер.

Я думал, Анита хочет вырваться на волю, и если бы я придумал для нее план, она бы так и сделала. Опять сэр Галахад. Но я хотел, чтобы она была со мной, я сам хотел убежать. Я сказал: «Ты что, приехала в Марракеш, чтобы трястись из-за того, что ты слишком сильно отделала своего мужика и он теперь, бедняжка, отлеживается в ванне со сломанными ребрами? Наелся я уже этого говна. Не собираясь больше выслушивать, как тебя там лупят, все эти ваши скандалы и прочую хуйню. Все это без толку. Давай просто уедем отсюда. Бросим его нахуй. Нам и без него прекрасно. Мне и так всю неделю было очень, очень тяжело — знать что ты там с ним». Анита разревелась. Она не хотела уезжать но, когда я сказал, что Брайан, наверное, просто возьмет и прибьет её, она поняла, что я прав.

Так что я спланировал ночной побег. Когда Сесил Битон делал эту мою фотографию, где я лежу на краю гостиничного бассейна, я на самом деле прикидывал, что и как. Думал: «Так, сказать Тому» чтобы приготовил «бентли» где-нибудь после захода солнца, и двигаем отсюда». Я уже вовсю готовился к великому ночному побегу из Марракеша в Танжер.