Живой Журнал Нины Горлановой - май- 4 декабря 2013

- Лисятки! – сразу затрубила над ними няня Андреевна.

Это их еще больше испугало, чем то, что в детприемнике мыли и кормили досыта. Они яростно поглядели в выцветшие от долгих лет глаза Андреевны, надеясь, по доброй коммунальной привычке, запугать ее. С трудом удалось расцепить их костлявые руки, которыми они обхватили друг друга.

И вот, когда уже миновала отметка «тридцатник», эта встреча на кладбище с подругой по детдому. Оказалось: она в больнице видела их Светулечку-мамулечку, которая пережила клиническую смерть, и сейчас ищет детей. Она всегда требовала, чтоб ее называли Светулечка, эта мать их.

Близнецы поняли, что подарила она им прекрасную наследственность. Двадцать лет не просыхала, но жива и даже клиническая смерть – это не смерть, а вроде перезагрузка. Неужели пора приехать да поблагодарить…

Они кое-что помнили о ней. Во –первых, любой разговор она начинала со слов:

- Что я вам скажу!

И дети так начинают любой разговор , когда встречаются со своей Стаей.

Во-вторых – она часто начинала такую сказку:

- У Синей птицы был любимый сынок. И звали его Синяк. И сманил его Иван-царевич… (дальше она впадала в привычный коматоз с выхлопом, и они так и не узнали никогда, вернулся ли сынок к маме).

Мелькала еще такая реплика:

- Любую мою позу сразу можно помещать на коробку конфет.

И близнецы иногда перебрасывались:

- Филимонов сейчас стал такой качок.

- На коробку конфет!

Бывают люди, которые попадают на Землю, чтобы любить. Такой оказалась в детдоме нянечка Андреевна . Юрец и Лерушик – так звали двойняшек – встав на ноги, навещали ее последние годы. Она тряслась навстречу им по блочному коридору, шарила белыми от старости зрачками – уже ничего не видела, тискала руками с пятнами возраста и трубила:

- Мои лисятки!

Навещали, привозили фрукты и торты, которые она особенно ждала, но ничего не смогли поделать: все равно сначала похороны, а потом заказали панихиду. Иногда ездили на кладбище в родительскую субботу.

Вот там и встретили новость о матери - про реанимацию природной матери.

Гринберг сказала, Фаина, она на кладбище, потому что навещает могилу приемной матери:

- Возила на консультацию своего Арона. Так там все говорили про одну бомжиху, а фамилия у нее тоже Лисова. Лежит она, как глиста белоснежная! Скырловая жила на змеиной шее, зуб всего один… Но! Есть «но»! Одно ухо у нее прижато, а другое на отлете. В общем, как у тебя, Юрец.

- Да уж, красотище так и хлещет, - Юрец улыбнулся и добавил: - На коробку конфет!

- Еще она бормотала: «Передайте моим детям. А то они совсем мать бросили. Не понимают, как трудно их было рожать, близнецов!» … А запах мерзкий! Нутрянкой чувствую, что она! Ведь все равно вам повезло. Я вон сколько запросов о своих послала. Отец под машину попал, а про мать – тишина. Вот такая ситуёвина!

Ее лет в десять усыновили Гринберги, но в тринадцать сдали обратно: стала нюхать клей и из дому все таскать. Потом Фаина как-то дожила до двадцати и вышла замуж за поляка, как это вышло, она не говорила. Но года три прошло - развод… только до сих пор польский акцент проглядывает у Фаи: например «митИнги» вместо «митинги»… дальше так: Гринберга парализовало, жена его умерла от инфаркта, теперь Фая ухаживает за приемным отцом так, словно он самый родной. Недавно привозила Арона Арьевича к близнецам на дачу.

К этому времени все друзья Фаины, которые не умерли от наркоты, встали на ноги. Помогают друг другу. Филимонов вот привез ее с Гринбергом и достал из машины коляску, блендер и кислородный концентратор… Весь обед, который Лерушик приготовила, был пропущен через блендер, подтирались все капли…

Ну, близнецы сейчас же представили, что это придется делать, когда заберут из больницы мамулечку-Светулечку. А она тогда, двадцать лет тому… о, боль на полнеба! – она кокаинчиком закидывалась при них, а они – голодные и в чесотке, стучат соседям по коммуналке: ну дайте же хлеба!

- Мать. Мать! – проскрежетала Лерушик (весь организм будто внутри зубами набит).

- Твою!.. – сплюнул Юрец.

- Косорыльство какое! – доскрежетала Лерушик.

А Петя ( с ними был ее друг) вздохнул и сочувственно лизнул в ухо.

Все-таки на другой день позвонили в больницу. Пообещали заплатить, если приберут вокруг матери. Вскоре приехали. Лежит в коридоре белое существо, будто совсем без крови, уже отмытое персоналом (нате вам деревянных в халатные карманы). Улыбается. Вокруг такие же маргиналы лежат, мгновенно начали шмыгать носами и завидовать.

Чтобы детей втянуть в разговор, Светулечка рассказала про свою клиническую смерть:

- Тоннеля я не видела… а видела: в занюханном, холодном зимнем автобусе едут эти… люди. И будто дремлют. Вдруг один вышел – он будет жить. Остальные поехали дальше – до конечной остановки.

С трудом они эту историю разобрали. Дикции никакой. Дальше были такие слова: « йййесссли быббыб-отмммооо-та-та»!

- Если бы отмотать на год назад! Я еще была здоровая, я бы с вами.., - перевела Лерушик брату и скрежетнула: - А нужно отмотать не на год, а на двадцать лет!

- Гадом буду, на двадцать, - усилил ее слова Юрец. – Точняк!