Живой Журнал Нины Горлановой - май- 4 декабря 2013

Сын Светочки Ваня, его невеста Ульяна, сама Света довезли меня и зашли за картинами, т.к. студентам не хватило.

Университет после ремонта блестит, неузнаваем. Но так долго искали ключ от аудитории! Узнаю тебя, универ! Решили открыть другую аудиторию – 70-ю. Б. К. открывал, открывал – не получилось. Я вторично узнала университет. Говорю:

- Надо дверь перекрестить.

Перекрестила – и дверь открылась…

- Вот что крест животворящий делает, - процитировала я фильм.

Представляя меня, Боря снова сказал, что я горло Перми. Спасибо, мой ангел!!!

Ваня был на выставке. Там шла экскурсия, и дети спрашивали:

- Это музей естествознания? - И показывали на рыбок.

Вчера была по Дождю новая передача Ревзина-Наринской (на этот раз о Солженицыне). Горячо спорили, какой памятник ему поставить – на коне или в ватнике. Слава говорит:

- Да, в ватнике, без ушанки и рубит дрова.

Кстати, о дровах. Видела по другой программе буквально синюю поленницу: дрова от ветра и дождя посерели и отливают синим, как деревянный дом у Шагала. Красата неописуемая! Может, рядом с А.И. установить синюю поленницу (или с металлическим блеском). Слава:

- Мы ведь не древние греки, чтобы раскрашивать памятники.

В ФБ обсуждают «воскрешение Михаила Романова в Ныробе». Один комментирует: если мертвые стали восставать – скоро конец света. Слава говорит, что это коллективная галлюцинация. А я сказала, что могу написать картину «Встреча с Михаилом Романовым (?) на улицах Ныроба». А сверху, из облака, будет надпись струиться: … знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. (Матфея 24:24)

Написать хочу Мандельштама в стиле пермских богов: сидит на скамейке в полосатом больничном халате, щеку подпер ладонью. С обеих сторон скамейки – маленькие подобия иконных горок. Рядом – нежный цветок (роза) в горшке.

...

Псалмы Давидовы в переводах С. С. Аверинцева. — «Егупец», Киев, 2003, № 12 .

«Прежде всего иного, у истока всех церковных славословий и ликований, в непредставимой, уму непостижимой дали времен — и все же, надо сознаться, совсем близко, словно бы голос из глубины нас же самих: Давидовы Псалмы. <…> Потом придут сложные мысли, упорядоченные вероучительные тезисы. Усложнится и культура чувства, и навыки выражения чувства; в том числе и чувства религиозного. И благословенна эта сложность, ощутимая, скажем, в греческих текстах византийских песнопений, в европейской и русской поэзии духовной сосредоточенности. Сложность — богатство накопленного из поколения в поколение. И не прав был Лев Толстой, когда ему хотелось разрушить сложные системы догматики, и литургии, и дисциплинирующих условностей культуры — ради опрощения. Но ведь когда-то сердце просит простоты: не опрощения и не упрощения — первоначальной простоты. Когда-то нужно перечувствовать не то, о чем думали позднее, а первичный, исходный опыт. Как узнали не такие и не такие тонкости, а самое главное, самое простое: что Бог вправду — есть?» (из предисловия С. С. Аверинцева).

...

Сегодня ПОКРОВ. Пресвятая Богородица, храни нас!!! Спаси нас!!! Укрой своим ПОКРОВОМ Россию и всех добрых людей на свете!

...

 Питирим Сорокин писал, что мы входим в новое средневековье... вот со смертью автора мы входим туда... автора не было в средние века (Слава). «Отражается ли Пелевин в зеркале?»

По нашим грехам мир такой. Господи, укрепи веру, как просили даже апостолы!

Мои картины на окне в Знамени (у секретарши Марины) в фильме есть (нынче летом я их сменила на другие). Говорю Славе: «Мои». Он: «Все. Уходим. Главное мы увидели».

- При смешной зарплате живем грустно…

Корицу мы поставили на подоконник (от простуды)… ну, молотую, в блюдце… каждый день перемешиваем слегка (Слава) , пахнет в комнате востоком.

Л. прислала ответы на вопросы моего интервью. - На какой главный вопрос ты искала ответ, когда начинала исследовать жизнь и судьбу Цветаевой?

Много лет, начиная с самых первых узнаваний её и особенно после сильнейшего потрясения «Поэмой Горы» и «Поэмой Конца», меня в самом деле мучил именно один «главный вопрос»: как после такого головокружительного «подъёма на Гору» и ужаса спуска с неё в «жизнь, как она есть», она с этой жизнью – изо дня в день – справлялась? Что помогло ей выдержать то трагическое расставание с любимым человеком - и в полную силу жить дальше? С этим связано множество более «частных» вопросов: какой была она в домашней повседневности, с друзьями, с детьми? Что читала и как читала? На многие вопросы мне, кажется, удалось найти свои ответы…

Подарила 2 портрета Мандельштама в больнице в Чердыни (11 и 12 окт. 13 г). Один выбрал Боря, а другой – его оператор.

В книге отзывов на выставке пишут: «Небесно вас любим», «Вы уже целая планета!» (спасибо!).

Записи печатаю редко – разобрать ничего не могу. Например:

«Кант о колобке» (что это? Кантата о колобке? Кто ее хочет сочинить? Наш внук?)

...