Вчера по КУЛЬТУРЕ говорили о Мейерхольде как о прототипе Карабаса Барабаса. Прозвучала история с арестом В.Э. белыми. От белых он сумел сбежать, а потом от красных – никак. Та же ведь история была у Николая Олейникова. Свои расстреляли обоих! Окуджава поет:
- …чужой промахнётся, а уж свой в своего всегда попадёт.
Вчера у Волгина в «Игре в бисер» сказали: Цветаева превратила поэзию в столп.
А ведь в свое время Мандельштам посмеивался над Ахматовой: мол,она – столпница на паркете. А.А. страшно обижалась. А потом оказалось, что и ее поэзия – столп.
Обе они – Анна и Марины – столпницы.
Любимые наши…
...
Мир, который нас не меняет, но делает лучше
… Или вот ещё, совсем свежее:
«Яичницу вчера написала всё-таки. Муж сказал:
- Яичница со взглядом ужасной судьбы и с хищным луком на горизонте.
Слава советует написать Ноя с голубем, но сначала нужно съездить за картоном…» (НГ, 12 сентября 2013, запись на Facebook).
Нины Горлановой до сих пор нет в списке почетных граждан Перми. Но по её имени окликают и узнают Пермь уж тридцать с лишним лет – именно столько длится известность Горлановой как лучшего пермского писателя в современной русской литературе. 15 томов прозы, пьес, эссе – столько, по её подсчетам, написано ею с мужем-соавтором Вячеславом Букуром за годы совместной жизни. О ней – тоже немало: сотни откликов во всевозможных толстых журналах и сетевых сообществах, литературоведческие диссертации, статьи, документальный фильм, показанный по каналу «Культура» и т.д. Хотя, на самом деле, это капля в море, ничтожно малая плата за долю – ну, в общем-то, да, бессмертия, которую каждый получает, попав в горлановский космос. А в нём, как известно – вся Пермь (так, очень ёмко и точно называется быть может лучшая книга Нины Викторовны, когда-то изданная фондом «Юрятин»). Пермь для неё – судьба, любовь, город, дети, их дети, друзья, учителя, поэты, гении, ну ещё стукачи, конечно (куда без них – излюбленная тема 80-х), соседи-алкоголики, маньяки-библиофилы, Модильяни, Ван Гог, Ахматова, овощи с огорода, Бродский в виде ангела… «Жить и умереть в Перми?» - задается вопросом пишущий о Горлановой литературный критик журнала «Знамя». А что, можно где-то ещё?
Её Пермь – это уже целая Вселенная, архетипическая матрица бытия. «Пермь будет зеленоглазая у меня в картине (в виде девушки в шлеме, похожем на купол нашего Кафедрального собора, зеленые глаза, тело – Компрос, руки – Кама, а ноги – Хасана и Куйбышева)» (НГ, 8 сентября 2013, запись на Facebook).
Человекоподобный город, он же – в образах древа жизни и древа познания… Нина Викторовна умеет мифологизировать реальность, преображать ее милую бытовую требуху и возносить к небесам как никто другой из наших художников. Категории ангела и бога (в быту Нина Викторовна произносит по-простому: бок) вошли в пермский литературный обиход во многом благодаря ей, Горлановой. Только послушайте её, и поневоле озаритесь счастьем: Сеня Ваксман – такой талантливый, чудо, ангел! Киршин – ангел, конечно! Веденеев – несомненно, гений! И ангел. Слава Курицын – ангел мой, как ты заботишься о пермской литературе! Но если серьезно – хлопоча, как Марфа и внимая Слову, как Мария, Нина Горланова за десятилетия создала и утвердила свой миф – о поднебесной Перми, которая превыше мрачной ссыльно-каторжной судьбы некогда закрытого, стертого с лица земли «города Зеро», как выразился однажды давно писатель Анатолий Королев. Почитайте Горланову. Ее Пермь давно уже проросла сквозь саму себя и разлеглась своими хрущевками, оврагами и сиренью в саду мировой культуры. Диалоги с Платоном? Пожалуйста! Замуж за Пикассо? Но ведь он женат! «Он создает плод лозы виноградной…», - и это не выдумки. По крайней мере, на кухне Горлановой и Букура вас на самом деле могут удостоить глотка вина из пасхального кубка.