Живой пример

Люси, не сводя глаз с Никоса и Алексиса, кивнула и тихо сказала:

— Да.

— Вы также убеждены в том, — спросил штатский, — что самая неотложная задача — это основать рабочую организацию без бюрократов?

— Да, — ответила Люси, — потому что именно бюрократия всегда срывает все начинания.

— Вы также разделяете мнение, — спрашивал штатский, — что большинство людей не любит свою работу и самые сильные чувства, владеющие человеком на рабочем месте, — это отвращение и ненависть?

Люси видела, что двое на нарах замерли, и, отвечая на их взгляд, в котором ей почудился молчаливый призыв соблюдать предельную осторожность, сказала:

— Если работа помогает человеку установить контакт с окружающим миром, она должна стать более почетным делом.

Не повышая голоса, не выражая ни удовлетворения, ни разочарования, штатский заявил, что его вопросы целиком и полностью воспроизводят фразы из небезызвестной статьи «Плетка», напечатанной в последнем номере газеты. Еще не кончив говорить, он протянул Люси экземпляр и спросил:

— Знаете вы эту статью?

Люси кивнула, но этого ему было мало, и он повторил вопрос:

— Знаете вы эту статью?

— Да, — сказала Люси, — я знаю эту статью.

Сидевшие на нарах забеспокоились, зашевелились, как будто собирались заявить протест.

— Известно ли вам, кто написал эту статью? — спросил штатский.

Алексис наклонился, чтобы руки державшего его человека не так давили ему на плечи; глаза у него сузились.

— Все статьи печатаются без подписи, — сказала Люси.

— Значит, вам это неизвестно? — спросил штатский.

Люси, вцепившись в край стола, ответила:

— Нет, мне это неизвестно.

— Тогда отпадает вопрос, — заявил штатский, — не вы ли сами написали эту статью.

Он кивнул: в этом жесте опять-таки не было ни разочарования, ни удовлетворения. Он произнес какие-то слова, которых она не разобрала, потому что старалась встретиться глазами с товарищами, ей хотелось получить от них знак одобрения, но они упорно молчали, хотя и менее сосредоточенно, чем раньше.

Штатский повторил:

— Вы можете идти, мне вы больше не нужны, — и поскольку Люси, видимо, все еще не понимала, что он говорит, пояснил: — Ваша помощь нам больше не требуется.

Люси нерешительно подошла к нарам; не могу же я, думала она, уйти, не обменявшись с ними хоть словом, — и секунду стояла возле них, словно ожидая рукопожатия; однако теперь, когда она исполнила то, чего они от нее требовали, все дальнейшее они, казалось, оставляли на ее усмотрение, в том числе и форму прощания.

Она ушла, не простившись. Никто не прислушивался к ее шагам. Сжав губы, приблизилась она к двери, слегка покачнулась, глянув в уходивший вниз коридор, и пошла, то и дело хватаясь за стену, чтобы не упасть. Шаги ее становились все медленнее, медленнее и тише, вот-вот она остановится и передумает, пересмотрит свое решение. И она действительно остановилась, прислонилась спиной к стене и подняла глаза к потолку. Обратно она не пошла.

Янпетер Хеллер не глядя хватает свою рюмку, допивает, что оставалось на донышке, облизывает пересохшие губы и читает… Нет, дальше он читать не будет; хотя текст на этом не кончается, он решил оборвать его здесь, на этой фразе. Его указательный палец решительно обозначает точку. По его мнению, этого достаточно, теперь он может позволить себе откинуться на спинку кресла и выслушать суждение коллег. Однако коллеги что-то не торопятся. Воцаряется долгое тягостное молчание. Смущение лучше всего скрыть симуляцией деятельности. Рита Зюссфельд трясет головой, как бы стряхивая с волос налипшие снежинки. Пундт старательно сдирает с бутылки этикетку — обманчивая, фальшивая надпись сулит не люнебургское «Кукареку», а обыкновенную водку.

— Ну что же, — говорит Рита Зюссфельд, — надо признать: мы не облегчаем себе задачу. Хотела бы я видеть составителей, которые потратили бы столько труда на эту хрестоматию, да еще на один-единственный раздел! Уж в чем-чем, а в этом с нами никто не сравнится.

Валентину Пундту нечего сказать по этому поводу, однако такое ироническое самовосхваление явно вывело его из неловкости; он несколько раз проводит рукой по гладкозачесанным назад волосам и объявляет, что сейчас он хочет без всякого притворства и не беря ничью сторону спросить напрямик: как понимает коллега Хеллер этот эпизод? Что такого поучительного находит он в решении Люси утаить свое авторство? И что приобретет школьник, молодой человек, для которого и задумана эта хрестоматия, разбирая именно эту историю? Да, он хотел бы поскорее получить ответ на этот вопрос, попросту потому, что его самого еще не осенило.