Живой как жизнь. Рассказы о русском языке

Вспомним, например, романы Достоевского: сколько там новых словечек и слов! И шлёпохвостница, и окраинец, и слепондас, и куцавеешный, и какое-то всемство и пр. Но, кроме слова стушеваться, ни одно нe перешло из сочинений писателя в общенациональный литературный язык [А.Г. Горнфельд. Новые словечки и старые слова. П., 1922, стр. 28-33. К этим словам можно присовокупить и другие неологизмы Достоевского: юношественный, картавка.].

То же случилось и с теми словами, которые изобрел Маяковский: громадьё, нагаммить, стодомый, крикогубый и многие десятки других. Стихи Маяковского завоевали себе всемирную славу, их знает наизусть вся страна, но ни одно из этих слов не привилось в языке, хотя под пером у поэта они хороши и естественны.

Лет тридцать назад некий филолог составил весьма несуразный словарь, где настойчиво рекомендовал русским людям такие слова, каксвоевина, царщина, викжеляние и пр., уверяя, что это и есть законнейшая советская лексика [См. В.З. Овсянников, Литературная речь. Толковый словарь современной общелитературной фразеологии. М., 1935, стр. 48, 241, 306.]. Но народ нe утвердил этих новшеств, и новые слова оказались словами-времянками. Вообще количество новых выражений и слов, каким бы огромным ни казалось оно современникам, не идет ни в какое сравнение с количеством тех выражений и слов, которые пребывают в веках неизменными. Народное чутье, народный вкус — суровые регуляторы речи, и если бы не эта суровость, язык в каких-нибудь пять-десять лет весь зарос бы словесной крапивой. Оттого-то, несмотря ни на какие денницы и вежды, пушкинский язык ощущается нами как современный, сегодняшний: его спасла приверженность народа к устойчивым традициям своего языка.

В каждую эпоху литературный язык представляет собой равнодействующую этих двух противоположных стремлений, одинаково законных и естественных: одно — к безудержному обновлению речи, другое — к охране ее старых, испытанных, издавна установленных форм. Оба стремления, проявляясь с одинаковой силой, обрекли бы наш язык нa абсолютный застой, неподвижность. Сила новаторов все же во всякое время превышает силу консерваторов — это-то и обеспечивает языку его правильный рост. Все дело в пропорции, в норме — в гармонии да и нет. Здесь то раздвоение единого и единство противоположностей, которое и составляет самую суть диалектики.

Так как в нашу эпоху обновление речи происходит очень уж бурными темпами, блюстители ее чистоты со своей стороны принимают героические меры, чтобы хоть немного сдержать небывалый напор новых оборотов и слов, хлынувших с неистовой силой в нашу разговорную и литературную речь.

IV

Если бы у кого-нибудь было сомнение, что борьба за нерушимые языковые традиции-одна из самых насущных, злободневных задач нашей нынешней общественной жизни, что никогда еще разрешение этой задачи не казалось более важным и нужным, чем нынче, достаточно хотя бы бегло взглянуть на полки и витрины книжных лавок.

Никогда еще не выходило такого множества книг, диссертаций, популярных брошюр, газетно-журнальных статей, стремящихся так или иначе повысить нашу языковую культуру.

Одна за другою появляются в Москве, в Ленинграде, в Иркутске, в Вологде, в Минске, в Донецке разнообразные книги под однообразными заголовками: “Вопросы культуры речи”, “Нормы культурной речи”, “Культура речи”, “О культуре русской речи”, “Культура речи и стиль” и снова “Культуpa речи”, и каждая из них борется за правильную, чистую русскую речь [См., например: В.Д. Кудрявцев, Культура речи (Иркутск); С.К. Евграфов, О культуре речи (Пенза); Г.И. Рихтер, Нормы литературной речи, по преимуществу разговорной (Донецк) и мн. др.].

Академия наук СССР стала выпускать под руководством профессора С.И. Ожегова популярную серию сборников “Вопросы культуры речи”. К широкому обсуждению этих вопросов редакция стремится привлечь педагогов, писателей, научных, технических и театральных работников.

Самое слово СЛОВО стало одним из актуальнейших слов. Это видно даже по заголовкам тех книг, которые в таком изобилии появились в последние годы: “Путь слова” Л. Борового, “Слово о словах” Льва Успенского, “В мире слов” Б. Казанского, “Из жизни слов” Эд. Вартаньяна и т. д.

Причем в большинстве случаев все это не какие-нибудь скороспелки: в их основе — многолетние раздумья над прихотливыми судьбами русского слова. И Боровой, и Казанский, и Успенский любовно собрали — “по зернышку”-огромный языковый материал. Необычайная новизна их исследований заключается в том, что эти исследования предназначены не для специалистов-филологов, а для самой широкой читательской массы, чего еще никогда не случалось в былые эпохи.

Это показывает, что широкие массы — впервые за всю историю русской культуры — страстно заинтересовались своим родным языком и жаждут во что бы то ни стало понять, каков его исторический путь, каковы его законы и требования.