Живи как хочешь

– Почему?.. Ну, об этом сегодня говорить поздно. Вы верно уже достаточно утомлены первой пьесой.

– Вторая тоже историческая?

– Нет, современная.

– А, это очень интересно. Я хотел бы с ней ознакомиться. Правда, сейчас действительно поздновато, но в Париже мы должны с вами поговорить и о второй пьесе, и о кинематографе вообще. Я к вам приду в Разъединенные Нации.

– Приходите. Вместе там позавтракаем.

– Непременно. Вас там легко найти? Там ведь работают тысячи людей… Что, скажите, будет война или нет?

– Этого не знаю не только я, этого не знает и президент Труман.

– А знает только дядя Джо? Я тоже так думаю. Вдруг нам всем осталось жить три месяца, а мы говорим о пьесах и фильмах! А может быть, мы кончим, как этот ваш полковник. – Альфред Исаевич почему-то не взлюбил полковника Бернара; теперь мысленно называл его Сен-Бернаром. – Так вы в принципе не прочь работать для кинематографа?

– В принципе не прочь.

– That's right. Ох, эти авторы, они, Наденька, еще хуже вас, актеров! А казалось бы, что может быть хуже вас, а? Выпьем, дети мои, еще портвейну за вашу будущую славу!

– That's right, – сказала Надя. Она была в восторге.

X

– Вы честный человек, господин Норфольк, но работать с вами очень трудно, – сказал грубым тоном ювелир.

– Почему, если смею спросить?

– Прежде всего вы слишком много говорите.

– Этот недостаток я за собой признаю. Что прикажете, у меня в жизни остались только два удовольствия: пить и болтать. И еще, разумеется, делать добро людям. Продолжайте со мной работать, и я обещаю, что буду с вами нем, как рыба.

– Если б еще вы говорили как приличествует деловому человеку! Но у вас очень злой язык, вы всех ругаете.

– Вовсе не всех. Многих, а не всех. Слышали ли вы, например, чтобы я ругал Ганди?

– Вот видите, что вы болтун. При чем тут Ганди? Я ювелир, вы комиссионер по продаже драгоценностей, так говорите о драгоценностях, а не о Ганди. Вы продаете очень мало, а болтаете всякий раз два часа. Я вам назвал крайнюю цену брошки.

– А я вам сказал, что по этой цене такую брошку продать нельзя. Уступите еще немного.

– Больше я ни одного сантима не уступлю! – сказал ювелир. Дверь отворилась. В магазин вошла молодая красивая дама в черном костюме. Ювелир профессиональным взглядом тотчас признал в ней не покупательницу, а продавщицу. Однако продавщицы на Ривьере часто бывали выгоднее покупательниц.

– Чем могу служить, сударыня?

– У меня к вам просьба. Не можете ли вы оценить эту вещь? – сказала дама и сняла с шеи ожерелье. Она говорила по-французски хорошо, но с легким, не слишком неприятным акцентом. «Полька или русская? – спросил себя Норфольк. – Я ее видел в Казино. Играла и проигрывала, но очень скромно». Ювелир с неудовольствием на него оглянулся. Старик сделал вид, будто рассматривает часы под стеклом.

Ожерелье было из десяти больших бриллиантов. Ювелир внимательно их осмотрел, подошел к окну, затем вернулся и достал лупу.

– Вы желаете, сударыня, чтобы я произвел настоящую экспертизу? С целью продажи?

– Я еще не знаю, продам ли я их, – поспешно сказала дама. – Пока я хотела бы узнать приблизительно, сколько можно получить за это ожерелье.

– Я понимаю, – сказал ювелир. Так часто говорили клиентки, проигравшие на Ривьере много денег, но еще не все, что у них было: надеялись отыграться и на всякий случай оценивали свои камни. Ювелир достал щипчики, еще какой-то инструмент, измерил каждый камень отдельно, что-то записывая на листке блокнота.

– Качество бриллиантов недурное, но не первоклассное, – сказал он. – На двух есть пятна. Один желтоват… Конечно, это хорошее ожерелье. Такие камни на любителя можно расценивать тысяч в сто двадцать за карат. При некоторой удаче вы могли бы, пожалуй, получить около трех миллионов. Теперь в Ницце есть любители. Если вы хотите знать цену более точно, то я должен вынуть камни из оправы, точно взвесить их и рассмотреть как следует… Вам, конечно, известно, что при покупке драгоценностей мы должны соблюдать некоторые формальности, – вставил ювелир. – Вам надо было бы оставить это ожерелье для продажи на комиссионных началах, не торопясь. Вы не склонны это сделать?

«Все равно будет плохо, но я еще подожду», – тревожно подумала она. Неопределенное предчувствие каких-то больших несчастий почти никогда ее не покидало.

– Не сейчас. Очень вас благодарю. Пожалуйста, извините, что отняла у вас время.

– Я весь к вашим услугам. Наша фирма может вам предложить условия, каких вы нигде в другом месте не получите. Покупатель скоро найдется.

– Я обращусь к вам, если решусь продать, – холодно сказала дама и вышла, кивнув ювелиру головой. На улице она сначала пошла в одну сторону, затем остановилась и повернула в другую. «Чуть было не продала! Это ужасно!» – сказала она себе и вошла в кофейню, еще пустую в утренний час. Она села в углу. К ней подошел лакей. Она смотрела мимо него своим невидящим взглядом.

– Дайте мне кофе.

– Настоящего кофе? – спросил лакей.

– Да, настоящего. У вас есть американские папиросы?