Живи как хочешь

Пемброк галантно привез ей цветы, был очень любезен и весел. Он чрезвычайно хвалил и Яценко, и пьесу, но жаловался, что автор работает над экспозе недостаточно быстро.

– Вы его Эгерия, – говорил он. – Повлияйте на него, honey, в том смысле, чтобы он не отделывал все как шлифовальщик, этого нам совсем и не нужно. Хорошо? Я ему достал самого культурного меттер-ан-сцен во Франции и теперь веду переговоры с самым знаменитым диалогистом. Мы все от пьесы в восторге и я уверен, что это будет hit! Ради Бога, повлияйте на него.

– Повлиять я могу, но какую взятку вы мне за это дадите, Альфред Исаевич?

– Все, что вам угодно, sugar plum. Приказывайте!

– Я хочу играть роль Марты, – нерешительно сказала Надя. Она понимала, что главной роли ей никогда не дадут, но начинать просьбу всегда нужно было с большего, для дальнейших уступок. Однако на этот раз она ошиблась в расчете. Альфред Исаевич вдруг рассвирепел, что с ним случалось чрезвычайно редко.

– Моя милая, вы, кажется, совсем сошли с ума! – сказал он, побагровев. – Вы, может быть, думаете, что вы Грета Гарбо!

– Нет, я этого не думаю, – ответила она, струсив.

– Этот фильм будет стоить двести миллионов франков, из которых моя группа дает сто двадцать! А вы предлагаете, чтобы я дал эту роль вам, когда вас ни одна собака не знает!

– Меня знают многие собаки, Альфред Исаевич. И ведь роль Лины в «Рыцарях Свободы» вы мне дали.

– Что такое «Рыцари Свободы»! «Рыцари Свободы» это маленькое дело, где я рискую несколькими тысячами долларов! Если они провалятся, то мы их снимем через пять представлений и дело с концом! Да и там я поступил опрометчиво! А здесь я рискую огромными деньгами, своими и чужими, чужие для меня не менее важны, чем мои! Больше того, я рискую и своей репутацией! А вы мне предлагаете дать вам главную роль. Перестаньте говорить копченую селедку! – сказал Альфред Исаевич, в минуты гнева переводивший на русский язык американские выражения. – Это просто red herring!

– Ну, если это копченая селедка, тогда дайте мне второстепенную роль: роль Баронессы.

– Это невозможно! И притом великий писатель земли русской еще не удосужился сдать нам экспозе! – сказал саркастически Альфред Исаевич. У него со словами «великий писатель земли русской» связывалось неясное раздражение против Яценко от первого разговора с ним в Ницце. – Если на то пошло, то я вам скажу, что это вообще безобразие!.. Это непорядок, – поправился Альфред Исаевич. – Я решительно настаиваю на том, чтобы к концу месяца я имел экспозе.

– А если в нем будет какая-нибудь приличная роль, вы мне ее дадите?

– Посмотрим, посмотрим. Я, быть может, где-нибудь вам найду роль второй перспективы, honey, – говорил, успокаиваясь, Пемброк. – Я это называю ролями второй перспективы.

– Понимаю. Это как на хороших пароходах третий класс из вежливости называется туристским, – сказала с сердитой шутливостью Надя.

IV

Обсуждение сценария было назначено на пятницу. Но накануне Делавар заявил, что нельзя начинать дело в тяжелый день. Альфред Исаевич был удивлен, впрочем скорее приятно. Он никак не думал, что его новый компаньон суеверен; эта черта, как ему казалось, что-то смягчала в «дельце с головы до ног», каким он считал Делавара. Сам Пемброк был esprit fort, ни в какие приметы не верил, и это вызывало у него чувство превосходства.

– Почему же вы собственно считаете, что это начало дела? – спросил он. – Дело уже давно начато. Кстати, наш великий писатель все еще не удосужился написать экспозе до конца. Вы ведь знаете, он требует, чтобы часть фильма состояла из чтения спикера! Он уже со всеми спорил и всем смертельно надоел. Разумеется, ни о каком чтении речи быть не может, но он опять будет приставать с этим на заседании. Чудак! Его пьеса отличная, и он сам хочет испортить все дело.

– Мне он вообще не очень нравится, ваш Джексон.

– Ах, нет, он прекрасный и культурнейший человек, я его сделаю замечательным сценаристом, вы увидите! Он через год будет получать в Холливуде полторы тысячи доларов в неделю! Но он чудак!

– Что ж, вы даете роль этой его даме? Кстати, я ее еще не видел.

– Кажется, придется дать, – сказал со вздохом Пемброк. – Эту кость, может быть, придется ему бросить, пусть она участвует, нам нельзя с ним ссориться… Ну, хорошо, так перенесем заседание на субботу? Но если вы, Делавар, спросите еще какого-нибудь астролога, и он вам скажет, что и в субботу начинать нельзя, то заседание состоится без вас.

– Нет, в субботу я буду рад вас видеть, – ответил Делавар, довольный шуткой об астрологе.

В субботу с утра Альфред Исаевич почувствовал себя нездоровым: стал кашлять и разболелась голова. Он не был суеверен, но был очень мнителен. Тотчас слег в постель, вызвал врача и решил отложить заседание. Звонил всем по телефону и первым позвонил автору, раньше даже, чем Делавару: интеллигенция шла впереди буржуазии.