Живая плоть

– Да. Верно, ты помнишь. В то время я – мы – все, кто был там, сочли твои слова ужасными. Сказано это было очень хладнокровно. Думаю, это было, как выразился обвинитель на суде, «заявление о жестоком намерении». А потом ты осуществил это намерение, выстрелив в меня. Говорить это, Виктор, мне очень трудно. Я думал, что будет трудно, и, оказывается, не легче, чем представлялось. Я решил, Виктор, что тогда ты хотел… ну, поступить так с кем-то —и этим кем-то оказался я.

– Я не хотел этого, – возразил Виктор. – Просто так получилось… накануне вечером я читал в журнале о – как это называется – о параплегии и о человеке, получившем травму позвоночника. Я много читаю. Это засело у меня в голове.

– Так вот в чем дело? Это действительно так? – спросил в крайнем изумлении Дэвид.

– Конечно.

– Ты произнес эти слова только потому, что увидел какую-то журнальную статью? Значит, если бы ты прочел, например, о выстреле в плечо, лишившем кого-то возможности действовать правой рукой, то грозил бы этим?

– Совершенно верно, – подтвердил Виктор.

Вернулась Клара, и они стали ужинать. На подносе были паштет, сыр, разные сорта хлеба, фруктовый торт, яблоки, виноград и бутылка сладковатого немецкого вина. Они прикончили одну бутылку, и Дэвид открыл вторую. Вечер был теплым, и они сидели за столом на веранде, в воздухе стоял сильный запах жимолости, над садом сгущались сиреневые сумерки. Клара включила устройство от комаров. Над ним светился голубой круг, и, как только насекомые попадали в это магическое сияние, их хрупкие тела мгновенно сгорали, а до людей доносились легкие щелчки и шипение. Виктору так понравился этот небольшой приборчик, что, как только слышался очередной щелчок, он с удовлетворением приговаривал: «Так, еще один!» К его удивлению, он заметил, что хозяина дома это раздражает. Флитвуд бы предпочел оказаться в душной комнате, чем слышать эти бесконечные звуки массового убийства. Виктор решил, что для бывшего полицейского это почти невероятно.

Они перебрались в комнату, и Клара сначала поставила музыку кантри, потом английские народные песни. За окном было уже совсем темно, и наконец Виктор сказал, что ему пора. Было поздно – хотя до последнего поезда времени оставалось достаточно, – ему пришло на ум, что, если задержится здесь еще немного, ему могут предложить остаться на ночь. Ему хотелось бы увидеть этот дом и сад на рассвете, когда взойдет солнце, услышать утреннее пение птиц. Он представил завтрак, Клару в халате, и даже почувствовал слабый запах кофе и гренок. Но когда сказал, что ему нужно идти, никто не предложил остаться на ночь. Зато Клара пообещала, что они сообщат ему, если узнают о сдающихся квартирах или комнатах, и дала местную газету, где обычно публиковались подобные объявления.

Они проводили его до станции. Инвалидное кресло нещадно скрипело, и Клара заметила, что его пора менять, иначе оно может в любой момент развалиться.

– Виктор, он так нещадно его эксплуатирует, словно это кроссовки у спортсмена, готовящегося к Олимпиаде.

Дженнер счел шутку слегка бестактной, но Дэвид рассмеялся. Когда они очутились на центральной площади, Флитвуд указал на горизонт, и Виктор наконец увидел пестрое ожерелье ярких огней – новое шоссе, построенное три года назад. Оно приближало Лондон и вызывало у Виктора ощущение, что Эктон не так уж далек от Тейдон-Буа. Он обменялся рукопожатием с Дэвидом, потом с Кларой, и это показалось ему странным. До этого дня у него не было привычки пожимать руки женщинам, но поцеловать ее он не мог, посчитав, что этот поступок будет еще более нелепым.

Виктор дважды оборачивался, в первый раз они помахали ему. Во второй он еще видел в отдалении их темные силуэты, но, хотя долго смотрел, как они медленно растворяются в ночи, никто из них так и не оглянулся.

Сидя в почти пустом поезде, Виктор читал газету, которую дала Клара, иногда поднимал взгляд, когда поезд проезжал Лейтонстон и Лейтон, и уже в туннеле до него дошло, что он совершенно забыл о книге Дэвида. Ни разу не упомянул ни о ней, ни о том, что совсем не хочет появляться там.

Глава 11