— Он хорошо принял меня, этот славный мальчик, он втюрился в меня по самые уши, и, мне кажется, я тоже начинаю испытывать некоторые чувства к нему… Короче говоря, он опять предлагал жить вместе с ним, говорил, что я буду жить в роскоши… Ах, если бы я могла осмелиться… — вздохнула проститутка…
— Вы бы правильно поступили…
— Покинуть Лупара! Сейчас, когда Жюв в тюрьме, Лупар станет королем Парижа!
— Неужели вы считаете, что он придает этой новости большое значение? Он подумает, что арест Жюва — всего лишь ловко подстроенный фокус.
— Фокус? — переспросила Жозефина, округлив от удивления глаза. — Какой фокус? Я же вам сказала, я своими собственными глазами видела, как два мундира уводили Жюва с наручниками на руках…
…В сквере Анвер послышались крики мальчишек-разносчиков газет.
В вечерних газетах пестрели заголовки:
«Неожиданная развязка в деле бандитов квартала Ла-Шапель. — Арестован инспектор Жюв…»
— Ну, что я вам говорила, — повторила молодая женщина, — видите, это напечатано, значит, это правда!
— А я-то упустил эту сенсационную новость для «Капиталь!»
Фандор произнес перед девушкой эту фразу с самым удрученным видом, но в глубине души, как хороший журналист и как хороший ученик великого полицейского, мысленно поаплодировал осторожному молчанию своей газеты.
— Итак, господин Фандор, что вы думаете об этом?
— Я думаю, господин Бонардэн, что нам трудно отрицать очевидное: газеты разносят новость об аресте Жюва, значит, он действительно арестован…
— Вы как-то странно произносите это?
— Я говорю это, — возразил журналист загадочным тоном, — как человек, который констатирует факт, но не делает из него никаких заключений.
— Господин Фандор, — вновь начал Бонардэн после небольшой паузы, — я очень сожалею о том, что случилось с господином Жювом; может, мне лучше написать прокурору Республики, чтобы заявить, что я не имею жалобы против инспектора полиции…
— Пусть правосудие вершит свои дела обычным ходом, господин Бонардэн, вы всегда успеете подать свое заявление!
Фандор, после встречи с Жозефиной на площади Анвер, отправился на улицу Аббес, где проживал актер Бонардэн, с которым накануне случилось несчастье во время драматического происшествия в Ножане. Журналист посчитал для себя корректным прийти, чтобы узнать новости о раненом, чье состояние, к счастью, не внушало особого беспокойства… Сразу после разговора с девушкой он направился к дому Бонардэна.
Плечо Бонардэна было в гипсе: пуля, выпущенная Жювом, сломала ему ключицу. Рана не тяжелая, и через несколько дней актер должен был встать на ноги.
Бонардэн занимал в доме, что находился на углу улиц Лепик и Аббес, небольшую уютную квартиру, состоящую из трех со вкусом обставленных комнат. Несмотря на свой юный возраст — ему исполнилось двадцать пять — Бонардэн начинал приобретать некоторую известность. Выйдя с премией второго класса из Национальной школы искусств и ремесел, молодой актер вместо того, чтобы прозябать вдали от Одеона, окунулся в кино, пробуя свои силы в легких незатейливых фильмах.
— Понимаете, моя мечта, — объяснил он Фандору, — достичь однажды известности Таррида, Жемье, Вальграна, Дюмени…
Фандор насторожился. Бонардэн произнес имя, которое, как никакое другое, могло приковать внимание репортера.
— Вы знали Вальграна?
— Знал ли я Вальграна? Это было больше чем обычное знакомство, мы были очень близкими друзьями! Представьте себе, мы бок о бок провели два сезона в кружке одного литературного общества. И потом, господин Фандор, — вы, наверное об этом не помните, — я, Бонардэн, играл роль влюбленного в нашумевшей пьесе «Кровавое пятно», в которой Вальгран гримировался под Герна, убийцу лорда Белтама, супруга одной английской леди… Вы, должно быть, слышали об этом деле?
Слышал ли Фандор об этом деле! Фандор окунулся в воспоминания…
Наконец он очнулся, вспомнив, что он в комнате не один.
Бонардэн заканчивал говорить. Журналист, сделав вид, что он старается что-то вспомнить, спросил:
— Я действительно что-то смутно припоминаю об истории с актером Вальграном, которая произошла с ним после представления в Летнем театре пьесы «Кровавое пятно», где он в своем гриме был поразительно похож на убийцу Герна. Вы можете мне напомнить, что же там в точности произошло?
Бонардэн только ждал, чтобы поболтать: он рассказал Фандору все, что знал об этой трагедии.
— …Вы, наверное, после уже никогда не видели Вальграна?
— Нет, — ответил актер, весь во власти переживаемых им воспоминаний, — я увидел Вальграна на третий день после премьеры спектакля, но какого Вальграна! Вальграна, не похожего на себя! Он выглядел ужасно подавленным, растерянным, жалким! Его вид вызвал у нас изумление, а общение с ним привело нас в отчаяние… Ах, господин Фандор, для вас, журналистов, это была бы отличная тема для статьи!
— Боже мой! — пробормотал Фандор, силясь вымучить из себя улыбку, так как он тоже, хотя, возможно, по другим причинам, был взволнован рассказом актера. — Продолжайте, пожалуйста, вы очень заинтриговали меня, что же произошло с Вальграном?