Этих господ захватил рассказ об исчезновении Жюльетты. Г-жа Валандор не допускала возможность побега или похищения, но при словах о самоубийстве или несчастном случае из ее груди вырвался громкий крик. Она не упомянула имени князя д’Альпена, воздержалась что-либо сообщать о помолвке и расторжении последней, но описала красоту своей дочери, отметив, что это даже нечто иное, чем просто красота, рассказала о ее уме, объяснив, что это нечто иное, чем ум, о ее характере, присовокупив, что это нечто иное, чем характер, о ее обаянии, добавив, что это слово здесь не подходит, в результате чего оба господина сделали вывод, что из всех существующих человеческих достоинств эта девушка обладает лишь чем-то иным.
Полные восхищения и признательности, они ушли очень поздно, так что г-жа Валандор, утратившая от всех этих треволнений ощущение времени, заснула лишь на рассвете — в то самое время, когда Ландрекур закрывал за собой дверь затерянного в далекой провинции дома под ивами. Неся чемоданы, он направился к машине и в этот момент услышал звук открывающегося окна. Подняв глаза, он увидел появившуюся в окне Жюльетту.
— Пока вы не уехали, — крикнула она, — скажите мне, пожалуйста, который сейчас час.
— Шесть часов. Заведите настенные часы в вашей комнате и поставьте стрелку ровно на шесть. У вас еще достаточно времени, чтобы отдохнуть.
— О! Я больше не усну.
— Почему же? Вам страшно быть одной в доме?
— Нет, сегодня я ничего не боюсь, кроме как опоздать на поезд.
Он успокоил ее, они обменялись еще несколькими словами благодарности, пожеланиями счастливого пути, и он уехал, даже не посмотрев, помахала ли она ему на прощание рукой.
Жюльетта завела часы и растянулась на постели. В этой чужой обстановке она чувствовала себя уютно. От мыслей, в которых собственно размышления переплетались с мечтами, у нее постепенно возникло ощущение блаженной усталости, очарование которого должно было бы прервать движение стрелок, отмечающих время, но она не обращала на них внимания и, лежа с широко раскрытыми глазами, улыбалась возникающим в ее воображении улыбающимся ей образам.
Часов в девять она протянула руку, взяла на столике у изголовья листок бумаги, на котором Ландрекур написал номер телефона своего гаража, посмотрела на него, затем не спеша разорвала, дунула на мелкие клочки бумаги, упавшие и рассыпавшиеся по одеялу, натянула одеяло до самых ушей и тотчас уснула.