Жюльетта. Том II

Du fils de Dieu la voix horrible

Tache en vain de parler au coeur:

Un cul parait, passet il outre?

Non, je vois bander mon jean foutre

Et Dieu n'est plus qu'un enculeur

Au giron de la sainte Eglise.

Sur l'autel meme ou Dieu sefait,

Tous les matins je sodomise

D'un garcon le cul rondelet.

Mes chers amis, que l'on se trompe

Side le catholique pompe

On peut me soupconner jaloux

Abbes, prelats, vivez au large:

Quand j'encule et que je decharge.

J'ai bien plus de plaisirs que vous.

D'enculeurs l'histoire fourmille,

On en rencontra a tout moment.

Borgia, de sa propre fille,

Lime a plaisir le cul charmant,

Dieu le Pere encule Marie.

Le Saint-Esprit fout Zacharie.

Ils ne foutent tous qu'a l'envers

Et c'est sur un trone de fesses

Qu'avec ses superbes promesses,

Dieu se moque de l'univers

Saint Xavier susii, ce grand sage

Dont on vante l'espit divin.

Saint Xavier vomit peste et rage

Contre le sexe feminin.

Mais le grave et charmant apotre

S'en dedommages comme un autre.

Interpretons mieux ses lecons:

Si, de colere, un con l'irrite,

C'est que le cul d'un jesuite

Vaut a ses yeux cent mille cons.

Pres de la, voyez Saint Antoine

Dans le cul de con cher pourceau,

En dictant les regles du moine,

Introduire un vit assez beau.

A nul danger il ne succombe,

L'eclair brille, la foudre tombe,

Son vit est toujours droit et long.

Et le coquin, dans Dieu le Pere

Mettrait, je crois, sa verge altiere

Venant de foutre son cochon.

Cependant Jesus dans l'Olympe,

Sodomisant son cher papa,

Veut que saint Eustuche le grimpe,

En baissant le cul d'Agrippa.

Et le jean-fontre, a Madeleine,

Pendant ce temp, donne la peine

De lui chatouiller les couillons.

Amis, jouns les memes farces;

N'ayant pas de saintes pour garces,

Enculons au moins des gitons.

O Lucifer! toi que j'adore,

Toi qui fait briller mon esprit;

Si chez toi l'on foutait encore,

Dans ton cul je mettrais mon vit.

Mais puisque, par un sort barbare,

L'on ne bande plus au Tenare,

Je veux y voler dans un cul.

La, mon plus grand tourment, sans doute,

Sera de voir qu'un demon foute,

Et que mon cul n'est point foutu.

Accable-moi donc d'infortunes,

Foutu Dieu qui me fait horreur;

Ce n'est qn'a des ames communes

A qui tu peux foutre malheur:

Pour moi je nargue ton audace.

Que dans un cul je foutimasse,

Je me ris de ton vain effort;

J'en fais autant des lois de l'homme:

Le vrai sectateur de Sodome

Se fout et des Dieux et du sort.

Кардинал умолк, и снова раздались громкие крики «ура» и аплодисменты. Слушатели решили, что эта ода намного сильнее и выразительнее, нежели одноименное творение Пирона[20] граничащее с трусостью, ибо он вставил туда всех богов вместо того, чтобы высмеять только христианских идолов.

Компания, оживленная и возбужденная всем услышанным, поднялась из-за стола и переместилась в салон в состоянии почти полного опьянения. Там уже находились пятьдесят куртизанок, чьи задницы услаждали наш взор во время банкета, а также шестеро мальчиков-прислужников и дюжина певиц, подававших десерт. Нежный возраст этих нимф и их очаровательные мордашки воодушевили наших развратников, и они, как львы, набросились на двоих самых юных. Но совокупления не получилось, и оба пришли в ярость. Они связали девочек, подкатили свою адскую машину и содрали с жертв кожу при помощи девятихвостых плеток с заостренными наконечниками; в продолжение экзекуции мы ласкали и обсасывали их и добились-таки эрекции. Тут же привели еще двух девушек, и благодаря нашему искусству либертены совершили содомию; но сберегая силы, они скоро оставили свои жертвы и накинулись на других; их похоть обратилась на мальчиков, потом снова на девочек, таким образом все это юное поколение прошло через их руки, и только после того, как каждый из них лишил девственности семь или восемь детей обоего пола, погас огонь их гнусной похоти; Альбани сбросил пыл в зад десятилетнего мальчика, Бернис — в потроха шестилетней крошки, после чего оба священнослужителя, мертвецки пьяные и смертельно усталые, завалились на кушетки и мгновенно захрапели… Мы не спеша оделись.

Хотя я совершенно отупела от вина и плотских утех, в моей голове оставалась одна светлая мысль о воровстве, которая не давала мне покоя; я вспомнила, что первый поход в сокровищницу Альбани еще не до конца опустошил ее. Я наказала Раймонде отвлекать Олимпию и, захватив с собой Элизу, еще раз вернулась в кабинет, где находился секретер хозяина, отыскала ключ, и мы взяли все, что нашли. После этого второго налета общая добыча составила полтора миллиона франков. Олимпия ничего не заметила, а вы можете себе представить радость моего кавалера, когда мы пришли домой, нагруженные таким богатством. Однако несколько дней спустя в дверь мою постучала Олимпия.

— Кардинала обокрали более, чем на миллион, — с порога объявила она, — это было приданое его племянницы. Не то, чтобы он подозревает тебя, Жюльетта, но так уж совпало, что ограбление и вечеринка случились в один и тот же день, и он почему-то думает о твоих компаньонках. Тебе ничего не известно об этом?