— Действительно, — сказала я, — только идиотка может подумать, будто мужчина имеет меньше оснований вставить свой орган в ее зад, чем в ее вагину. Женщина — она со всех сторон женщина, и разве не кажется странным, когда она обрекает на воздержание одну часть своего тела, в то время как делает доступными все остальные? Это тем более смешно, если учесть, что такая мания просто-напросто оскорбляет природу: неужели наша праматерь вложила бы в нас вкус к содомии, если бы это было для нее окорбительно? Разумеется, нет; напротив — она одобряет это и радуется этому; человеческие законы, всегда диктуемые эгоизмом, в этом вопросе лишены всякого смысла, а законы Природы, которые намного проще, намного естественнее, обязательно должны вдохновлять нас на любые поступки, враждебные деторождению, ведь оно, когда этим занимаются люди, оспаривает у Природы право на создание новых существ, отвлекает ее от главной функции и обрекает на бездействие, что несовместимо с ее энергией.
— Сейчас вы сказали очень удивительные и верные слова, — заметил Бернис, — и теперь я бы хотел, чтобы мы дополнили вашу чудесную теорию практикой. Посему, восхитительная Жюльетта, позвольте взглянуть на тот трон сладострастия, который, как вы правильно поняли, будет единственным объектом наших желаний и предметом наших удовольствии. С алтарем Олимпии мы уже давно знакомы, так что прошу вас, мадам, показать ваше сокровище.
Оба кардинала приблизились, и я, недолго думая, обнажила алтарь, на котором им предстояло совершать службу. Я придерживала, подняв до груди, юбки, а они приступили к осмотру, который, как вы догадываетесь, сопровождался непременным сладострастным ритуалом. Альбани был настолько скрупулезен в своих содомистских привычках, что тщательно прикрыл промежность, которую я, наклонившись вперед, могла невзначай показать прелатам. Истинный содомит испытывает горькое разочарование при виде влагалища. За прикосновениями последовали поцелуи, потом щекотание языком. У распутников этой породы жестокость всегда пробуждается испульсами похоти, и нежные ласки скоро сменились ударами, щипками, покусываниями, затем неожиданно и грубо в анус мне вставили несколько пальцев, и наконец поступило предложение выпороть меня, которое, вероятно, было бы осуществлено незамедлительно, если бы в этот момент не появились мои служанки. Приключение начало принимать серьезный оборот, и я постараюсь описать его в откровенном и, быть может, циничном духе, который лучше всего передаст атмосферу того вечера.
Придя, в восторг от двух обольстительных сучек, которых я отдавала в жертву их гнусной похоти, кардиналы сразу приступили к осмотру задних прелестей Элизы и Раймонды. Олимпия также, с неменьшим жаром, чем мужчины, бросилась ощупывать девичьи ягодицы. Улучив момент, я отвела Аль-бани в сторону и обратилась к нему примерно с такими словами:
— Я уверена, святой отец, что вы не думаете, будто я и мои несравненные подруги явились сюда удовлетворять все ваши жестокие капризы из одного благочестия. Пусть вас не обманывает мой роскошный вид: это результат проституции, которая дает мне средства к существованию. Я отдаюсь только за деньги и цену прошу немалую.
— Мы с Бернисом всегда придерживались того же мнения, — уверил меня кардинал.
— В таком случае можно начинать, но прежде будьте любезны назвать сумму, на которую мы можем рассчитывать за наши услуги. А до тех пор вы ничего от нас не получите.
Альбани пошептался со своим коллегой, потом они оба вернулись ко мне и заявили, что мне не стоит беспокоиться на этот счет и что мы останемся довольны.
— Ну, это обещание слишком расплывчато, — прямо сказала я. — Мы, все здесь присутствующие, живем своим ремеслом вы, например, иногда едите эти маленькие священные символы, испеченные из ржаной муки, замешанной на воде, и за это получаете пять или шесть ливров в год, я же получаю примерно столько да, оказывая обществу более приятные услуги высоко им ценимые. Через несколько минут вы продемонстрируете свою невероятную извращенность, и я, как свидетельница этого кошмара, буду знать вашу тайну и смогу в любой момент скомпрометировать вас. Допустим, вы будете все отрицать и в свою очередь обвинять меня во всех грехах. Но у меня хватит золота на адвокатов, которые разоблачат вас и лишат нынешнего положения. Короче говоря, вы платите каждой из нас по шесть тысяч цехинов, обещаете мне устроить аудиенцию у папы, и будем считать сделку заключенной, закончим на этом торг, а наши будущие отношения не принесут нам ничего, кроме удовольствия. Мало на свете женщин, которые могут сравниться со мной в распутстве, бесстыдстве и порочности, а мое необыкновенно извращенное воображение прибавит вашему наслаждению такое блаженство и такую остроту, каких не изведал ни один смертный.