Жюль Верн

Жюль пришёл домой, снял с полки свою картотеку, посмотрел, что есть в ней о воздухоплавании. Очень немного, да и то уже весьма устарело, хотя бы только потому, что в таком-то столетии упоминается воздушный шар, ещё спустя пятьдесят лет — тот же воздушный шар, и спустя сто лет — опять воздушный шар. Различные города, разные фамилии, но суть одна и та же: воздушный шар неизменен…

Жюль отложил карточки и задумался. В сущности, ничего не стоит написать рассказ о приключении с воздушным шаром. Придумать какое-нибудь приключение, связанное с полётом, например нападение орла. Поговорить о природе… Редактор журнала таким именно и представляет себе рассказ, который, несомненно, будет принят, оплачен (семьдесят пять франков…) и напечатан. Подписчики журнала прочтут рассказ и забудут его через полчаса. Гм… Стоит подумать об этих подписчиках и покупателях. «Семейный музей» читают главным образом подростки — самый благодарный, самый требовательный читатель, независимый и неподкупный. Жюль на себе испытал действие и влияние книг. Если в них описывается путешествие — самому хочется поездить по белу свету. Если книга изображает доброго, умного, великодушного человека — самому хочется стать добрее, чище, лучше. Если молодому читателю рассказать о воздухоплавании, а потом дать сведения о географии Альп, то такой рассказ, само собою, превращается в нечто полезное, современное, нужное. Кроме того — о, это самое главное, — следует заглянуть в будущее воздухоплавания: что там? Сегодня воздушный шар, а завтра?

Таким образом, рассказ о перелёте, скажем, через Альпы превращается в интереснейшую лекцию о науке. Иначе за каким чёртом, простите за выражение, висеть раскрашенным картинкам в приёмной и кабинете редактора!

Только в рассказе будет не пятьсот строк, а больше. «Первые суда Мексиканского флота» испорчены тем, что их в угоду редактору пришлось сокращать. Но ничего, пусть будет пятьсот строк в журнале, — потом можно прибавить, развить, и тогда рассказ увеличится вдвое. Но всё непременно должно быть коротким.

На следующий день Жюль занял место за длинным полированным столом в читальном зале Национальной библиотеки. Он выписал историю воздухоплавания, и ему дали две книги. Он попросил всё, что имелось в библиотеке о природе Альп, и ему дали географический атлас и книгу «Ботаника горных вершин». Он попросил снабдить его хорошей картой Альп, и перед ним оказалась тяжёлая и толстая книга — атлас Европы.

Ему хотелось есть и пить, но ему не хотелось уходить из читального зала. Он делал выписки, набрасывал план рассказа, наскоро записывал отдельные сценки, разумно полагая, что связать их в одно целое он сумеет дома. Жюль покинул библиотеку самым последним. Он шагал по улицам Парижа, и ему казалось, что он только что возвратился из фантастического путешествия на воздушном шаре.

Иньяр наигрывал бравурные опереточные мотивы. Жюль в изнеможении опустился в кресло.

— Великий Моцарт! — обратился он к своему другу. — Беги в лавку. Купи хлеба, масла, вина. Как можно больше — сколько хочешь. Деньги поищи в своём кошельке.

Жюль ел и писал. Работа доставляла ему такое большое удовольствие, что он встал из-за стола только под утро, когда Иньяр ещё крепко спал. Рассказ наполовину был готов.

Через день рассказ был готов окончательно. Жюль переписал его и понёс в «Семейный музей». Пьер Шевалье извинился: «Очень занят, сейчас читать не буду, оставьте, спасибо, зайдите во вторник ровно в три, желаю удачи…»

Ровно в три во вторник Пьер Шевалье сказал Жюлю:

— Написано бойко, занятно, со знанием дела, можно подумать, что рассказ написан учёным. Но какой же вы учёный! Вы сунулись не в своё дело. Нам нужны приключения и ещё раз приключения. Наш читатель требует кладоискателей, морских битв и святой материнской любви. С вашим воздухоплавателем ничего не случается. Взгляните на этих господ, курящих трубки. Неужели так-таки ничего нельзя сделать с ними? Эти полоумные люди курят под оболочкой шара! Из трубок летят искры. Сумасшедшие, право, сумасшедшие!..

Жюль встрепенулся:

— Сумасшедшие?..

Он подумал о чём-то. На лице его проступила едва видная улыбка.

— Спасибо, — сказал он. — Через три дня вы получите рассказ с приключениями. До свидания. Только я ничего не меняю ни в конце, ни в начале, — история и география остаются. Можно?

— Физика, математика, медицина — что хотите, — махнул рукой редактор. — Только дайте приключения! Придумайте сумасшедшего, и вы получите сто франков.

Сумасшедший уже вошёл в сознание Жюля и удобно расположился там.

— Не боги горшки обжигают, — сказал Жюль Иньяру. — Редактор хочет сумасшедшего — он получит его.

— Представь себе, мой друг, — отозвался Иньяр, — горшки обжигают боги, именно они, и никто другой. Тот, кто знает, как сделан горшок.

— А я говорю в том смысле, что рассказ не пострадает оттого, если в корзину воздушного шара я посажу сумасшедшего. Он бежит из больницы, прячется среди мешков с балластом… Гм… Тут что-то не так. А второй воздухоплаватель… Как быть с ним? Надо подумать.