Жюль Верн

Жюль сидел ровно пять часов. Этцель наконец прочел последнюю страницу, молча протянул Жюлю руку и сказал только одно слово:

— Поздравляю!

Затем он налил себе вина, чокнулся с Жюлем, обнял его и сказал:

— Вы будете представлять мне ежегодно по два романа, только мне и никому другому. Я приглашу лучших художников — Риу, Невиля, вас будут иллюстрировать Бениет, Фефа. Эти люди хорошо знают географию, интересуются техникой, любят и понимают природу. Мы завоюем мир, Жюль Верн!

— У меня кружится голова, не надо, — сказал Жюль. — Будем мечтать в наших книгах, в жизни останемся трезвыми людьми.

— Будем мечтать и в жизни, — поправил, улыбаясь, Этцель.

— Да, конечно. — Жюль закрыл руками лицо. — Это я от большого волнения! От очень большого чувства, которому нет названия!

— Хотите быть знаменитым и богатым? — спросил Этцель, отдавая распоряжение секретарю заготовить текст договора. — Хотите? Будете! — торжественно проговорил Этцель. — Вы взбираетесь на золотую гору, сударь!

— А потому оба и дышим так тяжело, — вставил Жюль, подписывая договор. Этцель обратил внимание на то, что рука Жюля дрожит. — Событие исторической важности, — сказал Жюль, откладывая перо. — Сегодня я заново родился, вы моя повивальная бабка… А это что? — спросил он, когда Этцель протянул ему узкую длинную бумажку бледно-зеленого цвета с красной чертой по диагонали.

— Это чек, по нему вы получите пока что три тысячи франков. А пока — пью за процветание Жюля Верна! — Этцель поднял бокал.

— Пью за процветание вашего издательства, за ваши книги! — сказал Жюль.

— За наш увлекательный подъем в гору! — провозгласил Этцель, наливая новый бокал.

— Я пьян, — пробормотал Жюль. — И от вина также…

От Этцеля он направился на Большие Бульвары, туда, где много народу, где шум, движение, суета. Радость его была так велика, что он не в состоянии был найти ей точное определение. Много позже, когда слава его была упрочена на всем земном шаре, он говорил, вспоминая этот день: «Вот когда я понял, что человек рождается дважды! Весь день я бродил по городу, заговаривая с незнакомыми и театрально-вежливо раскланиваясь с друзьями и приятелями. „Подождите, подождите, — мысленно говорил я каждому, кто проходил мимо меня, — еще немного времени, и все вы будете узнавать меня, всем вам захочется познакомиться со мною! Сегодня я прощаю вас, бог с вами, сегодня вы не хотите поклониться мне — не надо, ничего, я подожду, — я ждал много, осталось очень мало!“ Я вошел в помещение банка. Я медлил, я долго сидел на скамье против того окошка, за которым работал седой человек; он и не подозревал, что его сын, первый из ребятишек, получит мою книгу с автографом! „Позвольте мне получить по этому чеку!“ Служащий надел очки, взял мой чек, осмотрел его и спросил, намерен ли я взять всю сумму или какую-то часть оставлю на текущем счету. „Непременно текущий счет, непременно!“ — сказал я. Черт возьми, у меня текущий счет! „Позвольте узнать ваше имя!“ — „Гастон Фужер“, — ответил служащий банка. „У вас есть дети?“ — „Сын, ему пятнадцать лет…“ — „Пусть ваш сын придет ко мне ровно через полтора месяца, он получит… ха-ха! — он получит несколько бессонных ночей!..“ Тем временем банковская машина заработала ради меня одного. В одном месте я получил тысячу франков, в другом какую-то книжечку, я даже и не посмотрел на нее, а просто сунул в карман и, помахивая шляпой, грациозно удалился. Всего доброго, будьте здоровы, желаю вам удачи! Фу, каким дураком был я в тот день, — блаженный, неповторимый день!..»

Книга появилась в продаже спустя сорок девять дней. Жюль в сопровождении Барнаво отправился в экспедицию издательства получать авторские экземпляры. Новый чек от Этцеля он получил накануне, беседа с Гастоном Фужером на этот раз была более продолжительной. Тридцать книг уже были приготовлены — две массивные, тяжелые пачки, крест-накрест перевязанные веревкой. Барнаво поднял их и заявил, что понадобится помощь мальчика — того, что стоит и ждет, когда его позовут.

— Зови, Барнаво, этого мальчика! Нет, зови тридцать мальчиков, пусть каждый несет по одной книге!

— Я ничего не имею против оркестра духовой музыки, — заявил Барнаво. — А это не сон, мой дорогой Жюль Верн? Дайте мне хороший подзатыльник! Я могу умереть от радости и счастья!

— Мы должны долго жить, Барнаво, — сказал Жюль. — Умереть сегодня страшно!

— Умирать всегда нехорошо, но если для продления вашей жизни понадобится чья-то другая — возьмите мою! Только сперва разрешите мне прочесть вашу книгу!

— Барнаво! — воскликнул Жюль и кинулся в объятья своего верного старого друга. — Мы будем работать, как волы! С утра до ночи! Впрочем, работать буду я, — ты теперь должен отдохнуть. Сегодня же ты выходишь на пенсию. А теперь нанимай экипаж и закупай всё поименованное вот в этом списке. Я буду дома через три часа. К моему приходу стол должен быть накрыт на пятнадцать персон. Побольше вина, фруктов, мяса, сыра…

— Хлеба, масла и сосисок, — закончил Барнаво. — Всё знаю, Жюль Верн, всё знаю! Когда же вы успели заготовить этот список?

— Пять лет назад, — ответил Жюль.