«Трудно найти более пустынную и унылую местность, чем побережье мыса Матапан до последней бухты залива. Здесь нет ни апельсиновых, ни лимонных рощ, здесь не произрастают ни шиповник, ни олеандр, ни арголидский жасмин, здесь не встретишь ни толокнянки, ни смоковницы, ни тутовых деревьев — словом, никакой пышной растительности, которая придает прелесть многим областям Греции. Здесь не увидишь ни златоцвета, ни платана, ни гранатового дерева на фоне темной стены кипарисов и кедров. Повсюду голые обожженные солнцем скалы вулканической формации, готовые при первом подземном толчке низвергнуться в воды залива. Словно колючий чертополох торчат по берегам кактусы, похожие на маленьких облезлых ежей. Чахлые кривые кустарники, пересохшая трава не в силах прокормить даже коз, столь умеренных и нетребовательных в еде…»
А еще на этих бесприютных берегах кипит торговля рабами!
«В те времена в Аркассе имелся "батистан" — невольничий рынок, подобный тем, какие встречаются теперь только в некоторых городах берберийского побережья. Аркасский батистан вмещал около сотни невольников — мужчин, женщин и детей, захваченных во время последних турецких набегов на Пелопоннес. Невольники беспорядочно толпились на открытом дворе под лучами палящего солнца, и их изодранные одежды, скорбные позы, лица, исполненные отчаяния, много говорили о том, что им пришлось выстрадать. Обездоленные, утолявшие голод скудной и скверной пищей, а жажду — грязной водой, они держались семьями, но лишь до тех пор, пока прихоть покупателя безжалостно не отрывала жен от мужей, детей от родителей. Они способны были вызвать самое глубокое сострадание у всех, кроме приставленных к ним стражей — жестоких "баши", не знавших никакой жалости. И все же надежда на освобождение не покидала пленников. Если, приобретая их, покупатели совершали выгодную сделку, то не менее выгодную сделку они могли совершить и — возвратив рабам свободу, разумеется, за крупный выкуп…»
50
Этцель обеспокоенно следил за падением интереса к книгам Жюля Верна.
Теперь писатель часто повторялся. Многие сюжеты, предлагаемые им, казались вымученными. Тем не менее в январе 1883 года Этцель перезаключил договор еще на 20 лет. Он понимал, что Жюль Верн все равно остается популярным, к тому же надеялся на новый задуманный им роман («Матиас Шандор»), герой которого должен был стать, по уверениям писателя, настоящим графом Монте-Кристо его «Необыкновенных путешествий».
Испытывая творческие затруднения, Жюль Верн придумывает новый прием.
Надо комбинировать! Надо постоянно комбинировать! Надо уже известные сюжеты использовать в новых сочетаниях. «То ли меня толкает к этому инстинкт драматурга, то ли желание вновь и вновь захватить публику, — пишет Жюль Верн Этцелю. — Сейчас я чрезвычайно увлечен своим "Монте-Кристо", но Вы сами понимаете, что интриговать избалованных читателей на протяжении трех томов теми средствами, какие у нас имеются, сложно…»
В мае 1867 года в городе Триесте бродяги Саркани и Зироне случайно поймали почтового голубя с зашифрованной запиской. Опять криптограмма! Этцель, наверное, поморщился, дойдя до этого места. С помощью бродяги Саркани, вошедшего в доверие к графу Матиасу Шандору, полиция устанавливает, что предназначалась зашифрованная записка другому графу — Ладиславу Затмару, в квартире которого частенько встречались два очень подозрительных венгра: профессор Иштван Батори и граф Матиас Шандор. «Все готово, — гласила расшифрованная в полиции записка. — Ждем распоряжений из Триеста. Получив сигнал, все поднимутся за независимость Венгрии».
С 1699 года Венгрия присоединена к Австрии. По условиям Карловицкого договора образовавшееся при слиянии государство Австро-Венгрия объявлено вечным и неделимым.
Такое в истории, конечно, уже не раз случалось, но графа Матиаса Шандора это не утешает.
Заговор! Самый настоящий заговор!
К несчастью для графа, верх одерживают предатели.
Заговорщики попадают в руки врагов, их заключают в неприступную крепость, из которой им все-таки с трудом удается бежать.
Страницы, посвященные побегу, несомненно, лучшие в романе.