Итак, Сименоны активно заняты хозяйством. В усадьбе работают строители, садовники, крестьяне чистят пруды, вскапывают огород. Сим, Тижи и Буль трудятся, не разгибая спин. Так много сделано, но еще больше хочется сделать на этом великолепном куске земли, ставшей собственностью.
Сименон гордился устроенным им хранилищем для фруктов. Специальные ящики на стеллажах в кладовой пронумерованы в соответствии с реестром, в котором были указаны сорта деревьев. А осенью он собственноручно завернет на грушевом дереве каждый плод в пакет, что бы его не поклевали птицы.
Размах обустройства жилья «маленьким Симом» поражает. Как и во все «игры», в устройство «родового гнезда» он играет всерьез — на широкую ногу и без проволочек осуществляя свои фантазии.
Когда дом и угодья были приведены в идеальный порядок, Тижи сказала:
— Теперь я очень хочу родить ребенка.
В тот же день он был зачат. Беременность Тижи и приближающиеся роды стали основной заботой Сименона. Он выбрал лучших врачей, самую уютную клинику в Брюссельском лесопарке. Он волновался по всякому поводу, добился разрешения ночевать в палате жены, считал минуты между схватками. Известие о рождении сына привело его в несказанную радость.
Марк, родившийся 18 апреля 1938 года, был самым красивым и любимый ребенком на свете. На его крещение в Париже прибыла родня Тижи, крестными стали друзья Сименона. За «лягушоночком» нежно ухаживала Буль. Малыш и в самом деле полон очарования — голубоглазый блондин с милой мордашкой и густыми вьющимися волосами. Отец проводил с сыном все свободное время, фиксировал каждое движение, каждый звук и все больше убеждался, что дети — его подлинное призвание в этой жизни.
3
В идиллический мир «бабушкиного дома» вмешалась война. Летом 1939 года Сименон наслаждался жизнью в своем имении вместе с женой и родившимся в апреле первенцем. По возрасту Сименон не подлежал призыву в армию. Но в качестве вольнонаемного он берется руководить эвакуацией бельгийских беженцев по железной дороге и морем.
Его уход из дома был похож на уход на фронт. Жорж встал рано, надел бриджи, сшитые раньше у лучшего портного, бежевую рубашку и бежевый пиджак — все это могло как–то сойти за свободную армейскую форму. Не хватало только пилотки. Яркое солнце заливало сад. В раме из вьющихся роз стояла Тижи в своей неизменной серой робе с малышом на руках. Он нежно поцеловал сын:
— До свидания, Тижи.
— До свидания, Жорж, — только и сказала она.
Такси уже ждало. Пронзила мысль: война есть война. Кто знает, может, видел он свою семью последний раз.
Сименон не имел привычки грустить по оставленному месту, к этому приучили его путешествия. Только в это радостное утро уходить из дома было невыносимо тоскливо…
Поток беженцев прекратился, когда немцы были рядом. Сименона отпустили домой. Здесь уже были слышны разрывы снарядов, осколки врезались в ставни, стало ясно, что задерживаться в доме нельзя.
Семья скрылась в лесу вместе с другими жителями ближайших поселков. Однажды Сименон споткнулся, упал и почувствовал сильную боль в груди. Когда угроза нападения немцев миновала, и они вернулись домой, Жорж решил сделать рентген, ведь в груди что–то отчаянно кололо при каждом вздохе.
Врач долго осматривал его с озабоченным видом. Потом начал подробно расспрашивать, записывая что–то. Узнав, что отец пациента умер в сорок четыре года от грудной жабы, помрачнел.
— У меня что–то с ребрами? — понял Сименон, — Я так и думал, что сломал ребро!
— Все гораздо серьезней, — тяжко вздохнул врач. — У вас серьезная болезнь сердца. Вы курите?
— Да.
— Вы пьете? Вы много работаете?
— Да. Да, да!
— Ни курить, не притрагиваться к спиртному вам больше не придется. — Доктор посмотрел с сожалением на больного. — Писать вам тоже нельзя. И никаких сексуальных отношений.
— Я… Я так плох? — растерялся Жорж, получив безаппеляционный приговор.
— У вас сердце старика. Два года жизни, при условии, что будете исполнять все предписания. — Огласил приговор врач и крикнул вслед вылетевшему из кабинета мужчине:
— Да! Ходить старайтесь медленно!
Сименон ощущал себя, как под наркозом — приговор врача звучал, словно сквозь вату и весь он был легкий, бестелесный, не чувствовавший ни рук, ни ног, ни боли в груди. Зашел в бистро и вместо привычного бокала белого вина попросил минералку. Смотрел на прозрачный стакан с невыразимой тоской. Минералка! Это и есть конец.
Он чувствовал себя смертельно больным стариком — счетчик тикал, приближая печальный конец. Но вытерпел «диету» не долго — разозлился, послал к чертям все врачебные предписания и стал наслаждаться каждым часом на полную катушку. Написал семь романов, встречался с женщинами, подолгу возился с сыном, наблюдая за ним и вспоминая свое детство. Как благостны дни прощанья! Как любил Сим своих близких, каждую травинку, каждый восход солнца, свое чудесное, словно вместившее весь мир, гнездышко…