Жить на свете стоит

– Ты видел?! Ты это видел?! – Потрясая газетой, мужчина еле сдерживал раздиравший его изнутри гнев. – Кто вообще пустил сюда эту девку?!

– Максим Алексеевич был не против…

– Максим Алексеевич?! А со мной ты это согласовал?! А текст интервью завизировал кто-то, а?! Откуда вообще всплыла вся эта информация о готовящемся тендере? Ты понимаешь, что она нас этой статьей со всеми потрохами сдала? Понимаешь или нет?

– Я же не могу отвечать за то, что говорит в интервью Максим Алексеевич…

– Но ты же должен был потребовать текст! Текст, черт тебя подери, чтобы быть в курсе! – Скомканная газета полетела в угол кабинета. – Что теперь я должен делать с этим? Ждать, пока соответствующие органы с проверками нагрянут?

– Может, обойдется…

– Ох, мне бы ваше ослиное упрямство и носорожье спокойствие!

Ей и в голову не могло прийти, что статья, почти полностью переписанная и измененная, выйдет под ее именем. Но так или иначе подпись «Вероника Стахова» красовалась внизу, хотя по сути Нике в тексте принадлежали разве что знаки препинания. Первым желанием было пойти в кабинет Артема и закатить скандал, но, выкурив сигарету и чуть успокоившись, Ника решила, что это успеется. «У меня есть оригинал статьи, и это совершенно другой текст», – думала она, сидя на подоконнике в курилке. Сразу за этой мыслью пришла другая: а кому, собственно, она собиралась демонстрировать этот самый оригинал? Уж не Гавриленко ли, чтобы оправдаться и доказать, что она не писала ни слова о махинациях с тендером? Она вообще об этом тендере ничего не знала, да и откуда? В беседе с Максимом они практически не касались текущих деловых вопросов, больше обсуждая законченные проекты. А вот Артем, очевидно, через своих информаторов узнал и довольно жестко и прямолинейно изложил все в статье, намекая на возможные взятки. А статью подписал ее именем… И никакие материалы в ее собственном компьютере не помогут оправдаться. Печатное слово – оно как-то весомее выглядит.

Эта мысль почему-то Нике особенно не понравилась – выходило, что она заранее ищет способ убедить Гавриленко в том, что она ни при чем, а Артем беззастенчиво воспользовался ее именем в каких-то одному ему ведомых целях. Создавалось впечатление, что статья о Гавриленко кем-то заказана, но Масленников не хотел совсем уж откровенно светиться.

«Сдались они мне все! – зло подумала Ника, спрыгивая с подоконника. – Отпуск, что ли, попросить? К маме рвануть…»

Но эта идея быстро перестала казаться удачной – у матери Ника не была уже ровно пять лет, не желая встречаться с ее сожителем. Она была рада, что мама не осталась одна, но встречаться и жить в одной квартире с чужим незнакомым человеком не хотела. У матери своя жизнь, она вольна ею распоряжаться так, как хочет. А Ника больше не хотела быть частью этой жизни. Собственно, в Москву она уехала тоже во многом из-за этого, и мать как-то слишком уж явно обрадовалась, даже не попробовала отговорить или предостеречь. «Не терпелось остаться наедине со своим Митенькой», – неприязненно думала Ника, вспоминая свой отъезд. Обида на мать осталась и не проходила, хотя Стахова старалась понять и оправдать ее поступок.

В обед она спустилась в кафетерий, находившийся в том же здании, что и редакция, заказала латте и греческий салат и устроилась за столиком у большого окна. Наконец-то в Москву пришла весна, и прохожие, которых в обеденный час на улице было несть числа, выглядели оживленными и даже нарядными. Женщины получили возможность вынуть из шкафов яркие плащики и пиджаки, короткие юбки и туфли на высоких каблуках и теперь напоминали распускающиеся цветы. Ника любила весну – вот такую, когда остатки снега уже сошли, а травка на газонах едва начала пробиваться, и на деревьях набухли почки. В эту пору ей и самой хотелось какого-то обновления, новой прически, свежих эмоций.

«Хотя с эмоциями, чует мое сердце, все будет в порядке, – невесело подумала Ника про себя. – Интересно, как Гавриленко отнесется к статье…»

Официантка поставила перед ней кофе в высоком бокале и тарелку с салатом. Ника ковырнула салат вилкой и поняла, что есть совершенно не хочется.

– Вам не понравилось? – почти с огорчением поинтересовалась официантка, убирая со столика нетронутый салат, и Ника виновато ответила: